Смерть президента - Виктор Пронин

От такой грустной жизни, конечно, многие стали воровать. А наиболее голодные и оттого нетерпеливые спрашивали друг у друга, где бы найти Минина и Пожарского, поняв вдруг угасающим своим разумом, что правят ими люди чужие и непотребные, с голосами злобными, а фамилии у них почему-то у всех с обилием звуков шипящих, свистящих, чмокающих, фамилии, которые обычный человек произнести не сможет, да и постесняется…

Настал момент, когда на заводах, на складах воровать стало нечего, и тогда сообразительные граждане, чтобы окончательно не изголодаться и не одичать, стали тащить друг у друга — пустые бутылки с остатками заокеанского пива, ношеные носки, жить стали в подворотнях и на вокзалах, но самое страшное — начали убивать друг друга до смерти из-за хлеба, водки и соленых огурцов. Некоторые от беспросветности выбрасывали недодушенных младенцев в мусорные ящики, трупы родни оставляли на обочинах дорог, чтобы не разориться на похоронах. Подростки сбивались в стаи и по ночам нападали на стариков и старух, на пьяных и калек. Те в меру сил и сноровки пытались удирать, отстреливаться из газового и огнестрельного оружия, криком старались отпугнуть нападавших, но спасало это редко, чрезвычайно редко.

Все эти признаки новой процветающей жизни были отражены самим составом толпы, заполнившей целый этаж Дома.

И еще одно потрясение испытал Пыёлдин — оказывается, его все знали, со многими он встречался за колючей проволокой, на базарах, вокзалах, полустанках. К нему подходили полузабытые, а то и незнакомые люди, приветствовали, жали руку, некоторые бывшие женщины и бывшие мужчины обнимали его, норовя расцеловать, как встарь — звонко, страстно, но выходило кисло и бесцветно. Тыкались в щеку, в губы безвольными своими мордасами и, вытирая слезы, отходили в сторону.

— О! — вдруг услышал Пыёлдин возглас за своей спиной, даже вздрогнул от неожиданности. Но и он сам, и его автомат зря насторожились — это были Брынза и его неизменная подруга Лиля. — Каша! — восторженно орал Брынза. — А это мы с Лилей!

Да, это были они. Выглядели несколько лучше, чем при первой их встрече, поевшими и отдохнувшими, синяки у Лили под глазами потускнели и уже не светились так вызывающе. Видимо, гуманитарная помощь, которую посылали сытые страны, избавляясь от залежалых продуктов, все-таки пошла на пользу.

— Каша! — орал Брынза, сверкая большими красноватыми глазами. — Ты как? Жив?

— Держусь потихоньку, — смущенный странным вопросом Брынзы, Пыёлдин все-таки понимал, что тот просто выкрикивал первое, что приходило в голову. Годы бродяжничества выветрили из Брынзовой памяти многие слова, осталось их у него совсем немного, и касались они самого важного — хлеба и водки, жизни и смерти. — Сколько вас здесь? — спросил Пыёлдин.

— Тыща наберется!

— Ты же говорил, что всего полсотни?

— Время идет, Каша! Как идет время! И оно работает на тебя, Каша! Народ потянулся к тебе!

— Что-то уж больно круто потянулся…

— Со всей страны едут, милый ты мой! Со всего бывшего нашего общего лагеря! Тут уж и негры попадаются, полно китайцев, целый еврейский кибуц прибыл с женами и детьми! А хохлов… Сколько здесь хохлов! Мир всколыхнулся, Каша!

— Ни фига себе, — пробормотал Пыёлдин.

— На этот этаж мы уже никого не принимаем! — продолжал радоваться Брынза. — Негде положить! Негде разместить, удобств не хватает!

— Куда же вы их деваете?

— Каша, — Брынза наклонился к самому уху Пыёлдина, будто сообщал страшную тайну. — Ты знаешь, сколько здесь этажей?

— Где-то под сто…

— Правильно! Мы всю страну здесь разместим! Хочешь, порадую? Уже три этажа заполнены нашими людьми! Семеро, кстати, померли. От болезней, тяжелой жизни и от радости, что добрались сюда.

— Куда же вы их дели? — уныло спросил Пыёлдин.

— В окно выбросили, — простодушно ответил Брынза, — чтоб там, внизу, боялись тебя, чтоб знали, какой ты кровожадный и как опасно перечить твоим справедливым требованиям. Они же там, внизу, не знают, что мы трупы бездыханные им на голову сбрасываем! — захохотал Брынза.

— Это вы хорошо придумали, — согласился Пыёлдин.

— И сегодня сбросим нескольких… Что делать, мрут люди, мрут, не выдерживают резкого перехода к счастливой жизни. Вот когда жизнь резко ухудшается — крепятся. А когда условия неожиданно становятся лучше, когда вдруг находится чего поесть и где ночь перекантоваться… Мрут. Но это никого не останавливает, Каша! Дороги страны забиты колоннами! Нашими людьми, Каша! Поезда, самолеты, телеги! На своих двоих волокутся в этот город, в этот Дом! К тебе, Каша! Вокзалы не справляются с людскими потоками, Каша! Пароходы переворачиваются от перегруза! Самолеты не могут взлететь от двойной тяжести!

— Надо же, — произнес Пыёлдин, совершенно подавленный таким сообщением. — Так сколько, говоришь, мертвецов в окно выбросили?

— Семерых, Каша. Но уже есть свежие покойнички, еще будут, обещаю. Несколько человек при смерти, мы с них глаз не спускаем. Но если понадобится, — Брынза посмотрел на Пыёлдина скорбно и значительно, — если понадобится, мы и живые сиганем вниз. Понял? Ты меня понял? Тебе и сбрасывать никого не придется. Как начнем из окон прыгать, как начнем из окон выбрасываться… Они там, внизу… умом тронутся… — Брынза заплакал, кажется, неожиданно для самого себя и, закрыв лицо рукавом, отошел в сторону. Его верная подруга Лиля стояла рядом и смотрела на Пыёлдина сухими жесткими глазами.

— Сиганем, Каша, — сказала она. — Ты в нас не сомневайся. Как сказал Брынза, так и будет. Его здесь все уважают, старостой этажа выбрали.

— Да я ничего, — смутился Пыёлдин. — Я так… Если уж дело дойдет, то оно конечно…

— Ты, это! — радостно воскликнул Брынза, и столько было легкости в его голосе, столько блеска в мокрых глазах… Нельзя было даже поверить, что это он минуту назад содрогался в тяжких судорожных рыданиях. — Слух прошел, что тебя в президенты выдвинули? А? Что же ты молчишь, Каша?! С тебя причитается! Мы тут все подписались, тысячи подписей поставили, уже разослали людей по вокзалам, пристаням, дорогам, полустанкам, чтобы подписи собирали, чтоб никто не уклонился от своего гражданского долга!

— Когда же вы успели?! — ужаснулся Пыёлдин. — Всего час назад решилось!

— О! — воскликнул Брынза. — Мы шустрые. Ты даже не представляешь, какие мы, Каша, шустряки! В данный момент по всем свалкам, по бардакам, по всем накопителям подписи собирают в твою поддержку! Мы всех завалим этими подписями, они задохнутся в наших подписях, будь они трижды прокляты!

— Кто — они? — спросил Пыёлдин.

— Они! — Брынза ткнул грязноватой ладошкой куда-то в пространство и потряс над головой высохшим от многолетней бродяжьей жизни кулачком.

— Ну, вы даете, ребята… — Оглянувшись по сторонам, Пыёлдин с удивлением заметил, только сейчас заметил, что вокруг стоит плотная толпа. Обращенные к нему лица заполняли все вокруг — коридор, лифтовую площадку, подоконники, холлы с роскошными кожаными диванами. Лица стекали по лестнице вниз, заполняя следующий этаж и следующий. И еще одно поразило его — все молчали. Смотрели на него и молчали. Не было в глазах пьяниц и бродяг ни радости, ни оживления, ни вопроса.