Олигархи. Богатство и власть в новой России - Дэвид Хоффман

“Дело в том, что эти шальные деньги были результатом особых отношений с правительством, — рассказывал мне Владимир Виноградов, основатель “Инкомбанка”, один из ведущих коммерческих банкиров 1990-х годов, после крушения его финансовой империи. — Например, деньги поступали от правительства для финансирования каких-то программ. Эти программы не получали финансирования или получали десятую часть того, что было на них выделено. А деньги вкладывались в ваучеры, которые затем обменивались на акции”{243}. Так легкие деньги в два счета превращались в частную собственность.

В начале 1990-х одним из иностранцев, ставших свидетелями эпохи легких денег, был Виктор Хуако, какое-то время работавший в Ситибанке в качестве эксперта по долгам латиноамериканских стран. В Москве он занимался операциями по обмену рублей и долларов. Позже он помогал крупным западным инвесторам ориентироваться в запутанном мире российских банков и инвестиций. Хуако, безукоризненно одетый финансист, видевший много общего между хаосом в России и экономическими потрясениями в Латинской Америке в 1980-е годы, утверждал, что одной из неразгаданных загадок остается то, кто определял победителей и проигравших в эпоху легких денег. Хуако сказал, что за каждой сделкой чувствовалась чья-то “волшебная рука”, что политики и бюрократы помогали своим друзьям выкачивать соки из самого государства. “Волшебная рука” была еще одним признаком самого деструктивного явления первого десятилетия русского капитализма — разлагающего влияния богатства на власть. Семена были посеяны в советские времена, в условиях дефицитной экономики с традиционным блатом и связями. Процесс ускорился в годы легких денег, когда российское государство было настолько слабым, лишенным правил и институтов, что освобожденные им самим силы дикого капитализма валили его с ног. Позже группа финансистов оказалась настолько могущественной, что едва не захватила само государство.

Хуако сказал мне, что “волшебную рук/’ власти часто было не видно. Финансовые пирамиды обворовывали людей с большим шумом, торговцы валютой были на виду, а уполномоченные банки действовали тайно. Победители получали внутреннюю информацию, позволявшую им обогатиться. По словам журналистки Юлии Латыниной, заместитель министра финансов объявил однажды, что облигации государственного банка не будут погашаться. Их стоимость резко упала. Ходорковский скупил их. Через несколько дней заместитель министра объявил, что они все-таки будут погашаться. Их стоимость резко подскочила{244}.

“Я всегда задавался вопросом: откуда берется эта волшебная рука? — говорил Хуако. — Волшебная рука давала деньги, и люди использовали их, чтобы получить в десять раз больше денег, поскольку имели доступ к информации. Волшебная рука, выбравшая их, давала не только деньги, но и информацию. Они знали кое-что и делали ставки соответствующим образом”. Однажды Хуако помог одному из российских правительственных органов получить кредит у западного кредитора. Россия предоставила гарантию по займу, деньги перевели в Москву и поместили в один из российских банков. Через некоторое время правительственный орган, который должен был получить деньги, пожаловался, что так и не получил их. Хуако отыскал эти деньги. “Российский банк присоединил их к своим собственным капиталовложениям”, — сказал он. “Волшебная рука” вновь проявила себя{245}.

Периодически правительство очень веско заявляло о том, что время легких денег кончилось. “Время легких денег проходит”, — сказал после краха МММ Александр Лившиц, советник Ельцина по экономическим вопросам{246}. Он очень сильно ошибался.

Эпоха легких денег, ревущие 1990-е, скрывала темную сторону новой России. Воздух свободы воодушевлял, но многие восприняли ее как возможность для самых бесцеремонных злоупотреблений, как свободу обходить закон, обманывать государство, грабить население и оставаться безнаказанным. Шахтеры, пенсионеры, учителя, медсестры не получали зарплату, потому что “уполномоченные” банкиры, магнаты, которые должны были выплачивать им зарплату от имени государства, использовали эти деньги для быстрого обогащения. Финансисты московской элиты, защищенные собственными частными армиями и ставшие могущественнее членов правительства, оказывали давление на государство, заставляя его отдать им свои богатства и запугивая каждого, кто стоял на их пути.

Борис Ельцин и либеральные реформаторы из его окружения потратили лучшие годы на разрушение символов советской власти и не хотели восстановления большого государства — чудовища, воспоминания о котором были еще живы в их памяти. Либеральные реформаторы предпочли сначала обеспечить максимум свобод, а правила установить потом, и это решение имело далеко идущие последствия в первые годы российского капитализма. Образовавшийся вакуум поспешили заполнить несущие хаос силы зла: мошенники и шарлатаны, хулиганы и преступные группировки, коррумпированные политики, предприниматели, контролировавшие природные ресурсы, лидеры мафиозных структур, честолюбивые магнаты и бывшие руководители КГБ. К сожалению, из-за слабости нового российского государства, которое едва могло обеспечить выплату нищенского жалованья милиции и чиновникам, деньги покупали власть. Самая сущность государства, полномочия устанавливать правила игры были приватизированы новым капитализмом. Последовательность была очевидна: сначала волна денег, вызванная возможностью получения сверхприбыли от продажи нефти и компьютеров. За легкими деньгами следовала приватизация гигантских заводов и богатейших природных ресурсов. Деньги и собственность неизменно вызывали конкуренцию и конфликты. Для урегулирования конфликтов необходимо было решать спорные вопросы, но поскольку правила все еще не были установлены — законы не соблюдались, а работа судов не отличалась эффективностью, — новые владельцы денег и собственности создавали собственные правила за пределами закона, прибегая к подкупу и коррупции, насилию и принуждению, тому, что можно было легко приобрести за деньги. Круг замкнулся: все решали деньги.

В эпоху легких денег, в особенности в горячке ее первых лет, все часто забывали о том непреложном факте, что господство права не существовало в России ни при царе, ни при коммунистической партии. Русские столетиями уповали на конкретную личность с ее прихотями: на царя, на партийного вождя, а не на беспристрастный закон, стоящий выше произвола конкретного правителя.

С развалом советского строя гнет был сброшен, и коммунистическая партия очень быстро лишилась власти. Но никто не осознал в полной мере опасность ситуации. Никто не подумал о том, чтобы заменить гнет чем-то другим. Россия неожиданно оказалась в вакууме{247}. Постепенно были написаны новые законы, а вслед за обстрелом Белого дома в 1993 году была принята новая конституция. Но самым болезненным явлением в 1990-е годы было то, что Россия оставалась в вакууме, в свободном падении, оставалась местом, где царил произвол, где многое зависело от желания конкретной личности, где конфликты решались путем сведения личных счетов. Это распространялось и на обычный уличный перекресток, на котором гаишник весь день получал мелкие взятки, и на кровавые перестрелки между бандитскими группировками, и на высшие эшелоны российского государства, где деньги, могущественный символ стремительно наступавшего капитализма, обладали мощной разлагающей силой.