Лорд Безупречность - Лоретта Чейз

– Ничего подобного, – возразил лорд Харгейт. – Оливию куда больше интересует лопата. Лорд Мандевилл собирается отвести ее и лорда Лайла к усыпальнице, чтобы начать поиски клада.

– О нет! – Батшеба повернулась к Ратборну. – Что случилось с графом? Неужели он не понимает, что за человек моя дочь?

– Девочке показалось, что лорд Мандевилл покусился на честь и достоинство ее отца, и она горячо и искренне встала на его защиту, – пояснил лорд Харгейт. – Столь непосредственная реакция глубоко тронула Мандевилла. По-моему, он намерен заступиться за нее перед непреклонными Фосбери.

– Нет! – воскликнула Батшеба. – Ратборн, не позволяйте ему это делать! Уингейты отнимут у меня дочь, а кроме нее, у меня ничего нет!

Голос осекся. Выдержка иссякла. Волнение и сердечная боль, которые Батшеба так долго и упорно подавляла, нахлынули мощной волной, и по щекам потекли непрошеные слезы.

Ратборн подошел и нежно обнял ее.

– Не плачь. Они не заберут Оливию, и она вовсе не единственное, что у тебя есть. У тебя есть еще и я.

– Не говори глупостей, – пробормотала Батшеба сквозь слезы. – Ты мне не нужен.

Оттолкнула Бенедикта и торопливо вытерла слезы.

– Мне нужны пятьдесят фунтов. И моя дочь. Как только получу и то, и другое, сразу уеду.

– К сожялению, это невозможно, – заключил лорд Харгейт.

– Ну что же, пусть будет двадцать фунтов.

– Двадцать? – возмущенно переспросил Ратборн. – Неужели ты так дешево меня ценишь?

– Твоя бабушка утверждала, что сумма окажется куда более значительной, – заметил лорд Харгейт. – Как приятно, что она ошиблась хотя бы в этом.

– Бабушка в курсе событий? – удивился Бенедикт и тут же сам себя одернул: – О, зачем я спрашиваю? Конечно, она все знает.

– Как ты думаешь, кто поведал мне о твоих безумных эскападах по пути в Бат? – уточнил отец. – Вдовствующая графиня получила письмо от одного из своих шпионов в Колнбруке. Разумеется, я не поверил собственным ушам. А вот твоя матушка почему-то поверила. Мы заключили пари. Каково же было мое состояние, когда все оказалось чистой правдой! Представь, что я чувствовал, получив известие – и не от кого-нибудь, а от низкого проныры Пардью, – что мой старший сын прямо на дороге устроил драку с толпой пьяных мужланов! Среди ночи! Подобное вполне можно было бы ожидать от Руперта, но не от старшего сына… того, кто всегда подавал блестящий пример всем вокруг, не говоря уже о братьях. Я всегда так надеялся на твое чувство долга, Бенедикт.

– Чувство долга действительно присутствовало, – заметила Батшеба. – А исчезло оно после того, как лорд Ратборн из-за меня утратил способность рассуждать здраво.

Холодный янтарный взгляд застыл на красивом, но усталом и взволнованном лице.

– В таком случае, мадам, я тоже считаю, что вам лучше уехать. Однако мы с лордом Мандевиллом решили, что во избежание новых неприятных сцен будет лучше, если ваша дочь узнает правду о сокровищах Эдмунда Делюси. Мандевилл считает, что вам необходимо задержаться, пока мисс Уингейт и лорд Лайл не закончат раскопки. Раньше я денег не дам. Предупреждаю, что поле деятельности велико, так что вряд ли работа закончится раньше завтрашнего дня.

Оливия и лорд Лайл вернулись поздно вечером – грязные, усталые и расстроенные. Горячая ванна с душистым мылом и двумя горничными в услужении не смогла поднять Оливии настроение. Она едва притронулась к роскошному ужину, который принесли на серебряных подносах ливрейные лакеи. Не подействовала даже серебряная ваза с золотистыми хризантемами.

Бедняжка не только легла в постель без дюжины напоминаний, но и сделала это на два часа раньше обычного, сказав, что очень устала.

– Очень мило с твоей стороны, мама, не напоминать, что ты мне говорила об этом, – тихо призналась Оливия, когда Батшеба, как всегда, поправляла дочке одеяло. – Но это правда. Ты действительно говорила. И лорд Лайл тоже говорил.

– Даже взрослым порой приходится сто раз подряд слышать, что дорогой сердцу план неосуществим, а выстраданное желание безнадежно. Однако люди продолжают верить и надеяться, – заметила Батшеба.

– И все же жаль, что я не продумала поиски клада более тщательно, – продолжала Оливия. – Извини, что доставила тебе столько неприятностей. Хотела вовсе не этого. Надеялась, что найду клад и сделаю тебя настоящей прекрасной леди. – Оливия грустно улыбнулась. – Ну и себя тоже, разумеется. Что же, придется поискать иной способ.

– Иной способ существует, – успокоила Батшеба и рассказала дочке о намерении лорда Мандевилла представить ее деду, лорду Фосбери. – Лорд Мандевилл постарается сгладить острые углы, и ты сможешь вырасти настоящей леди, – заключила она.

– Но если они не примут и тебя, то все равно не получится ничего хорошего.

– Получится. Все будет прекрасно. – Батшеба хладнокровно, во всех подробностях описала достоинства новой жизни.

– Нет, так не пойдет, – рассудительно заметила Оливия. – Я совсем иначе представляла будущее. И обещала папе позаботиться о тебе. Но видишь, моя идея провалилась. Боюсь, провалится и твоя.

Оливия взяла Батшебу за руку.

– Завтра мы уедем, мама, и попытаем счастья в другом месте.

Он и так выглядел полным идиотом. Так почему бы не выйти в сад ночью, когда все в доме заснут? Почему бы не постоять под ее окном?

Почему не бросить в окно несколько маленьких камешков?

Сцены уместны в театре.

Правила, конечно, очень хороши, но случаются и исключения.

Бенедикт стоял под окном.

Разумеется, подобное поведение просто смешно. Он обязательно увидит ее завтра, перед тем как она уедет навсегда. Но вокруг будут посторонние.

Так хотелось хоть на минуту обнять и перекинуться парой слов наедине, когда никто не увидит и не услышит.

Он не будет петь меланхоличных песен. Не будет читать грустных стихов.

Да и вообще встретиться вряд ли удастся: прошло уже немало времени, а она так и не появилась.

Не стоит повторять попытку. Может проснуться Оливия, а уж эта юная особа вполне способна кинуть камешек обратно, а может быть, и стул в придачу.

Что же, негодование вполне объяснимо. И у него в детстве возникало острое желание бросить в отца что-нибудь тяжелое. Детям необходима строгая дисциплина. Долг старших – потребовать соблюдения правил и стать объектом ненависти.

Сегодня Бенедикту снова очень хотелось швырнуть что-нибудь в графа Харгейта. То, что лорд сказал о поведении сына в присутствии миссис Уингейт, не шло ни в какое сравнение с убийственным монологом, произнесенным во время прогулки по саду наедине, без свидетелей.