Собиратели ракушек - Розамунда Пилчер

— Папа́…

Он поднял руку, погладил ее по голове.

— Папа́, милый.

Она посмотрела ему в глаза, но он лишь покачал головой. Она поняла, что он хочет остаться один. И вдруг увидела, какой он старый. Она всегда считала его молодым, а сейчас поняла, что молодость никогда не вернется, что отныне он для нее — старик. Она поднялась с колен, вышла из комнаты и закрыла дверь.

Ничего не осталось…

Пенелопа поднялась наверх, в спальню родителей. В это страшное утро постель так и не убрали. Простыни были сбиты, на подушке след от головы Лоренса, когда он лежал здесь и не мог заснуть. Он знал. Они оба знали. Надеялись, поддерживали друг друга, но знали, знали наверняка. И он, и она.

Ничего не осталось…

На столике в головах Софи лежала книга, которую она читала накануне отъезда в Лондон. Пенелопа села на кровать, взяла книгу. Она открылась на читаной-перечитаной странице.

«Есть ли на свете женщина счастливее меня?! Я живу в саду, меня окружают книги, дети, птицы, цветы, и у меня вдоволь досуга, чтобы всем насладиться. Порой мне кажется, что я больше всех других одарена способностью во всем находить счастье».

Слова растворились и исчезли, словно фигуры людей, на которых смотришь в залитое дождем окно. Дар находить счастье во всем. Софи не только умела находить счастье, она сама его излучала. И вот теперь ничего не осталось. Книга выскользнула из рук Пенелопы. Она легла на кровать и спрятала мокрое от слез лицо в подушку Софи. Полотно было прохладное, как кожа ее матери, и нежно пахло ее духами, словно она только что, минуту назад, вышла из комнаты.

В сквош и в другие игры Ноэль Килинг играл отлично, он мгновенно оказывался в нужном месте и отбивал труднейшие мячи, но вот физический труд не жаловал. На уик-эндах, если квартирной хозяйке удавалось застать его врасплох и уговорить заняться подрезкой деревьев или поработать в саду, он каким-то непостижимым образом всегда оказывался на самой легкой работе, собирая ветки для костра или обрезая секатором засохшие розы. Он мог вызваться подстричь газон, но только в том случае, если косилка была не ручная, а на ней можно было ехать, и к тому же заранее оговаривал, что траву в компостную кучу будет отвозить кто-то другой — зачастую какая-нибудь простодушная девица. Если дело принимало серьезный оборот и предстояло вбивать кувалдой в каменистую почву столбы для изгороди или рыть большие ямы под новые посадки кустарника, Ноэль применял другую тактику, которую довел до совершенства. Он вдруг незаметно исчезал, и уставшие, раздраженные гости хозяйки, его приятели, после безуспешных поисков наконец обнаруживали его в гостиной, где, удобно раскинувшись в кресле, Ноэль смотрел по телевизору игру в крикет или в гольф, а на полу вокруг него, точно опавшие листья, лежали воскресные газеты.

Вот и теперь он все заранее продумал. Субботу он употребит на то, чтобы тщательно исследовать содержимое чемоданов, ящиков и старых кривобоких комодов. Тяжелая работа подождет до воскресенья — поднимать ящики, двигать шкафы и таскать вниз по узкой лесенке старый хлам он не станет. Вот придет новый садовник — тогда можно будет только давать ему указания. Если поиски окажутся успешными и он наткнется на то, что ищет, — на один, два, а может, и несколько выполненных в масле набросков Лоренса Стерна… тогда он очень спокойно все разыграет. «Интересная находка, — как бы между прочим скажет он матери и в зависимости от ее реакции разовьет тему дальше: — Может, стоит показать это эксперту? У меня есть приятель, Эдвин Мандей…»

На следующее утро Ноэль поднялся рано, поджарил себе яичницу с беконом, съел сосиску, четыре тоста с джемом и выпил большую чашку черного кофе. Поглощая все это, он смотрел, как за окном льет дождь, и радовался: значит, мать не погонит его работать в сад и не придумает еще какое-нибудь задание. Он допивал вторую чашку кофе и уже окончательно проснулся, когда Пенелопа в халате появилась на кухне. Столь раннее пробуждение сына и его бодрый вид удивили ее.

— Ты не будешь очень шуметь, дорогой? Пусть Антония поспит. Бедная девочка так измучена.

— Но болтали вы чуть ли не до рассвета. О чем?

— Да так. Ни о чем, просто разговаривали. — Пенелопа налила себе кофе. — Пожалуйста, Ноэль, не выбрасывай ничего, не спросив меня, хорошо?

— Да я ничего не собираюсь выбрасывать, просто хочу поглядеть, что ты там прячешь. Выбрасывать и жечь будем завтра. Но будь благоразумна: старые выкройки и свадебные фотографии начала века вряд ли стоит хранить и дальше.

— Страшно подумать, что ты там раскопаешь!

— Посмотрим, посмотрим, — невинно глядя на нее, сказал Ноэль.

Оставив мать допивать кофе, он поднялся наверх. Но, прежде чем начать работать, надо было кое-что сделать. На чердаке было лишь одно крошечное оконце, выходившее на восток и затененное стрехой, а единственная электрическая лампочка, подвешенная к балке, была такая тусклая, что света не прибавляла. Ноэль снова спустился вниз и попросил у матери лампочку поярче. Она разыскала одну в картонной коробке под лестницей, он вернулся на чердак и, балансируя на шатком стуле, вывернул старую лампочку и ввернул новую. Однако, щелкнув выключателем, Ноэль понял, что и эта лампочка не поможет ему все толком рассмотреть. Нужна настольная лампа. Он тут же нашел старую лампу с погнутым абажуром и длинным гибким шнуром, но на шнуре не было вилки. Пришлось еще раз спускаться вниз. Он взял из коробки под лестницей еще одну лампу и спросил у матери, не найдется ли у нее штепсельной вилки. Вилки у нее не было. Ноэль заявил, что она ему необходима. В таком случае, сказала Пенелопа, пусть он отрежет ее от чего-нибудь. Тогда он попросил отвертку.

— Отвертка лежит в ящике кухонного шкафа вместе с другими инструментами, — ответила Пенелопа. Его просьбы начали действовать ей на нервы. — Вот здесь, Ноэль, в этом шкафу.

Он выдвинул ящик. Чего только там не было! Спутанный клубок тонкой проволоки, шнуры, молотки, коробки кнопок, сплющенные тюбики клея. Порывшись, Ноэль извлек маленькую отвертку и с ее помощью отвинтил вилку от шнура к утюгу. В очередной раз поднявшись наверх, он не без труда приладил вилку к шнуру старой лампы и, моля бога, чтобы шнур не оказался коротким, спустил его по ступенькам вниз и вставил вилку в розетку на лестничной площадке. Затем в сотый раз поднялся на чердак, нажал на кнопку и облегченно вздохнул — свет загорелся. Обычно любая, пусть малая, помеха отбивала у Ноэля всякую охоту к делу, и сейчас энтузиазма у него сильно поубавилось, но чердак был теперь хорошо освещен, и наконец-то можно было начинать поиски.

К полудню Ноэль дошел лишь до середины забитого всякой рухлядью пыльного чердака. Осмотрел три сундука, источенный червяком письменный стол, чайный ящик и два чемодана. Он нашел гардины и подушки, несколько завернутых в газету винных бокалов, несколько тяжеленных альбомов с фотографиями в скучных коричневых переплетах, кукольный чайный сервиз и стопку пожелтевших от времени наволочек, которые уже нельзя было починить. Нашел несколько бухгалтерских книг в кожаных переплетах, стопку листков, исписанных мелким каллиграфическим почерком, пачку перевязанных лентой писем, незаконченные гобелены с воткнутыми в них проржавевшими иглами, инструкцию к новейшему изобретению — машинке для точки ножей. Наткнувшись на большую, перевязанную тесемками папку, Ноэль замер. Трясущимися от волнения руками он развязал тесемки, но обнаружил лишь несколько неизвестно кем нарисованных ученических акварелей, на которых были изображены Доломитовые Альпы. Это был удар, однако Ноэль заставил себя продолжить поиски. Дальше нашлись страусовые перья, шелковые шали со спутанной бахромой, пожелтевшие на сгибах вышитые скатерти, ажурные пилы, незаконченные вязаные вещички. Еще он обнаружил шахматную доску без шахмат, игральные карты и подшивку «Землевладельцев Бурка» за 1912 год.