Изгой - Юрий Никитин

Да, у них ни капли умения воевать, даже мечи и топоры неумеют держать как следует, но в жилах эти землепашцев течет кровь мужчин, а неумениевоевать такие олухи восполняют личной отвагой и беспримерным мужеством. Они нетолько в состоянии выдержат удар его железного войска, но и опрокинуть,погнать, а потом помереть от ран и изнеможения уже на захваченном поле.

Потому он держал войско в лагере, а сам с мудрым Октарасом иверным Панастом наблюдал, наблюдал, наблюдал. Дни жаркие, на стороне гелонов втени небольшой рощи поместились немногие, остальные изнывают на солнцепеке,река кишит купающимися, выходит из берегов. Те, кто из рощи уходил к рекеополоснуться от пота, находил свои места занятыми. Вспыхивают потасовки,вот-вот прольется кровь...

В то же самое время его агафирсы не ропщут, хотя тоже насолнце, у них нет даже рощи. Сурово и мужественно переносят зной, как раньшепереносили морозы, голод, тяжелые переходы. Помнят, что всегда возвращаются спобедой, с награбленным золотом. А Гелония, как знают все, самая богатая изажиточная страна, а люди в ней не воины, а сплошь пахари. Женщины там всемолодые и прекрасные, а тела их как молоко с медом...

В лагерь Агафирса прибыла Хакама с его матерью, Миш. Агафирсвстретил Хакаму неприязненно, хотя именно она настояла на походе в Гелонию, кнападению на которую он и сам давно готовился втайне. Она же обещала прислать впомощь драконов, страшных летающих зверей, что могут изрыгать огонь, но все жеАгафирс инстинктивно ей не доверял, как всякий честный воин не доверяет подломуи непонятному колдовству.

Хакама настаивала, чтобы наконец-то перешли реку, опрокинулимужичье, но Агафирс все выжидал. Зной одинаково мучит обе стороны, но в лагерегелонов все чаще и чаще вспыхивают драки за лучшее место на берегу, когдакупают коней. Теперь все лезут без всякого порядка, очереди, кому когдавосхотелось. Все злятся, а некоторые вообще отправляются вроде бы поискатьместа в тени и уже не возвращаются.

Десять дней простояли гелоны, как просчитал Агафирс, за этовремя даже от того порядка, что поддерживал их полководец Турч, не осталось иследа. Днем гелоны страдают от зноя, ночью отбиваются от комаров, встаютнехотя, опухшие от укусов, а с утра тех и других доводят до бешенства крупные,как воробьи, оводы, слепни.

Как стало известно, некоторые мужики потихоньку под покровомночи ускользнули из стана. Поднялось возмущение, но потом раздались ирассудительные голоса, что агафирсы трусят, явно же страшатся перейти реку, вотте и решили, что без них обойдутся, здесь и так собралась несметная сила...

На следующую ночь ускользнуло уже около сотни, а потом исреди бела дня всякие обиженные на соседей или просто на жару вскакивали наконей и уезжали из стана. Начало нарастать беспокойство, в покидающих лагерьполетели оскорбления, насмешки, в них бросали комьями сухой земли, но, хужетого, однажды ночью пронесся слух, что лагерь покинули и сам Турч с еговоеводами. Поднялся такой гвалт, что агафирсы на том берегу всполошились исхватились за оружие.

Турч едва успел заснуть, когда полог шатра распахнулся,влетел испуганный оруженосец, пролепетал:

— Господин, там...

И тут же, отшвырнув его, ворвалась целая толпа с оружием вруках, готовая бить и крушить, ломать мебель, вымещая злость на сбежавшихполководцев. Увидев сонного Турча, мужики замерли, потом один, опомнившись,заорал дурным голосом:

— Так это ж все брехня!.. Брехня!.. Никуда они неделись!

Турч не успел опомниться, одеться, как его полугологоподхватили на плечи, бегом понесли по лагерю, показывая, что вот он, родимый,не сбежал, не бросил, остается верным воинскому долгу, чудо-то какое в перьях!Вот он, родимый наш!

Агафирсы время от времени выезжали из лагеря целымиотрядами. Теперь и гелоны, забравшись на деревья, могли видеть, как те скачут,разом останавливаются на полном скаку, поворачиваются, как один человекощетиниваются длинными пиками или же, наоборот, хватаются за боевые топоры.

Притомив коней, возвращались, а им на замену выезжал другойотряд, тоже разогреть застоявшихся коней, приучить себя и коня к слитнымдействиям всего отряда, а заодно и попугать гелонов — все уже знали, что заними наблюдают.

В лагере гелонов в самом деле распространялись слухи одиндругого страшнее. Всадники, что, как муравьи, одинаково выполняют все приказы,казались нечеловечески страшными, непонятными, таинственными, дажезаговоренными злыми колдунами. Тут же у костров пошли рассказы о разныхслучаях, когда кого-то не брало железо, а стрелы вовсе отскакивали, такихзаговоренных можно убить только прутиком омелы, смоченной в отваре из лапмолодой лягушки и перьев птицы Стратим...

Уныние пошло по лагерю, как круги от брошенного в воду камня.Одни тут же напились до свинского состояния, другие призывали богов и давалиобеты, третьи клялись умереть, не покидая лагеря, но уже не отыскалось техсмельчаков, кто хотел перейти реку и ударить на агафирсов.

Скиф и его воеводы спешно обходили стены, осматривали,готовясь к осаде. К огромному облегчению Скифа, стены оказались в полномпорядке, нигде ничего не пришлось чинить, закрывать бреши или менять камни.Впервые он подумал о Гелоне-воине с благодарностью, такие стены выдержат любойнатиск.

Настоящих мечей и боевых топоров в оружейной все жеоказалось недостаточно. Скиф велел насадить косы ребром на древки, как инаконечники копий, а тяжелые дубовые палицы приказал набить толстыми гвоздями,которыми подковывают коней. Только доспехов в подвалах оказалось вдоволь, ивскоре все мужчины Гелонии гордо расхаживали в кожаных латах, а то и вметаллических, медных или бронзовых.

Теперь ночная стража на стенах утроилась, из окрестныхдеревень спешно везли крупу, муку и другие припасы, хотя подвалы и кладовыегорода и так ломились Гелон всегда был осторожен и запаслив. Из деревеньпостепенно прибывали мужики, но семьи везли немногие. Как-то не верилось последесяти лет безбедной мирной жизни, что на их земли явится враг.

Город и окрестности бурлили, кипели. Всадники носились набыстрых конях между селами, а слухи, один нелепее другого, разлетались каквспугнутые вороны. В Гелон тянулись тяжело груженные подводы, шли угрюмые людис косами и цепами на плечах. Немногие были в кожаных латах собственной выделки,но в городе все получали настоящее оружие и настоящие доспехи.

Однажды Скиф, объезжая городскую стену с внешней стороны,наткнулся на целую толпу, что двигалась к воротам. Его тут же окружили, онвидел всюду разъяренные лица, вскинутые к небу косы, пики, дубины, палицы идаже колья, отовсюду несся крик:

— Не отдадим Гелонию!

— Дай оружие!!!

— Веди нас!..

— Вместе жили, вместе и помрем, но Гелон не сдадим!

Скиф чувствовал, как в глазах щиплет, он сам был в этот мигготов броситься на врага и растерзать его в клочья, защищая вот этихсамоотверженных мужиков, что оставили семьи и пришли защищать нечто болеевысокое, чем жизни, защищать Мечту, защищать дело и первого справедливогоправителя Гелона, который ушел из жизни так же доблестно и праведно, как и жил.