Финт - Терри Пратчетт

Коронера на месте не оказалось, но дежурный офицер заверил его, что подарок – якобы от сына некой почтенной старушки, благодарной коронеру за помощь, – будет обязательно передан в нужные руки; увы, бывают в жизни моменты, когда остается только надеяться, что люди держат слово. В Фор-Фартингзе не было ничего такого, чего не поглотят вскорости более крупные округа, но Финт заглянул-таки в церковь Святого Неверия, малоизвестного святого, ответственного за все то, что не случилось, – вот почему здесь молилось столько молодых девушек. Финт бросил шиллинг в ящик для пожертвований, но, услышав, как монета стукнулась о дерево, заподозрил, что удел той монеты – долгое одиночество.

Финт выкроил время и на то, чтобы зайти к мистеру и миссис Мэйхью: пожал хозяевам руки, поблагодарил за сочувствие и за всю ту помощь, что они оказали бедной покойной Симплисити: будь она жива (заверил Финт), она преисполнилась бы к ним горячей признательности. Лично он в этом абсолютно уверен (сообщил Финт) – уверен так, как будто услышал это из ее собственных уст. И хотя его направили к парадному входу, он отмахнулся, прошел сквозь обитую зеленым сукном дверь и спустился вниз, где ему приветливо поулыбалась даже миссис Шарплис, а миссис Куикли одарила пылким поцелуем.

Снова перейдя реку по мосту, Финт гадал, зачем он все это делает, – с полным правом недоумевал и Онан: впрочем, пес-то веселился на славу, ведь до сих пор его никогда не водили на такие длинные прогулки за раз. Но вот Финта осенило: есть на свете человек, который ему все объяснит. Так что снова пришлось нанимать перевозчика, чтоб подняться немного вверх по течению, а оттуда было уже рукой подать до пансиона мисс Серендипити; а до особняка Анджелы они вдвоем доехали на извозчике. Дверь почтительно открыл дворецкий и промолвил:

– Добрый день, мистер Финт, я пойду узнаю, у себя ли мисс Анджела.

Не прошло и минуты, как появилась сама Анджела. Взбодрившись, Финт рассказал дамам новости за чашкой кофе и попросил Серендипити сопровождать его.

Серендипити отреагировала чисто по-женски – то есть запаниковала, что ей совершенно нечего надеть во дворец. На этом месте к разговору радостно присоединилась Анджела:

– Дорогая моя, вам совершенно не о чем беспокоиться. Пожалуй, мы могли бы навестить мою портниху: время поджимает, но я уверена, нам удастся что-нибудь придумать. – Хозяйка дома обернулась к Финту: – А разговор о платьях наводит меня на мысль о кольцах, так что я спрошу вас напрямую, мистер Финт: каковы ваши намерения? Я так понимаю, что вы помолвлены; когда вы рассчитываете пожениться? Лично я в долгих помолвках смысла не вижу, но, возможно, есть какие-то… затруднения?

Финт давно уже ломал себе голову насчет Серендипити и брака. Официально, как Симплисити, она все еще замужняя женщина; но как говорила она сама, Господь вряд ли приложил руку к этой свадьбе, иначе Он ни за что не допустил бы, чтобы любовь обратилась в нечто настолько ужасное. Юноша спросил Соломона; старик погладил подбородок, несколько раз протянул свое «ммм» и, наконец, заявил, что любой Бог, в которого только стоит верить, с этим, безусловно, согласится. А если не согласится, то Соломон сам Ему все объяснит. Тут и Финт внес свою лепту:

– Не знаю, был ли Господь в том туннеле, но Госпожа всенепременно была.

В конце концов, думал Финт, кроме принца, который, понятное дело, будет молчать как рыба, ныне единственные свидетели злополучного брака – это Симплисити и кольцо. Но кольца больше нет, а Симплисити умерла. Так что где доказательства, что Симплисити вообще существовала? Это все тоже туман в своем роде, и в этом тумане, прикинул он, люди могут добраться до залитых солнцем горных высот.

И Финт решительно заявил:

– Симплисити была замужем. Но Симплисити мертва. Теперь у меня есть Серендипити – а она совершенно другой человек, и я намерен ей помогать. Но и я тоже стал другим человеком, и, прежде чем мы поженимся, мне нужно найти работу, причем хорошую, – а тошерство пусть остается чем-то вроде хобби. Но я понятия не имею, как искать подходящее дело.

Юноша умолк: улыбка Анджелы говорила красноречивее всяких слов, но истолковать ее Финту пока не удавалось.

– Ну что ж, – промолвила хозяйка дома, – если можно верить слухам и пересудам, я очень сильно подозреваю, юный Финт, что в вашей жизни скоро снова объявится веселый дружелюбный старичок с серебристо-седой шевелюрой, которому вдруг захочется отправить вас на отдых за границу. Мои вам поздравления, молодой человек, и вам тоже, мисс Серендипити.

На следующий день карета прибыла точно в срок, и с Серендипити на борту. По дороге Соломон, в таких вопросах, похоже, весьма искушенный, объяснял:

– Это, безусловно, частная аудиенция. Но заруби себе на носу: Ее Величество тут главная. Не заговаривай первым, жди, пока к тебе обратятся. Не вздумай перебивать и – я подчеркиваю, Финт! – не фамильярничай. Ты понял?

Часть этих поучений прозвучала, когда они уже шли по дворцу: некая часть сознания Финта непроизвольно отмечала, что в такой насыщенной целями среде он в жизни не бывал. Даже особняк Анджелы бледнел и мерк в сравнении со здешней роскошью. Комнат-то сколько! – и что за искусительная панорама для бывшего змееныша… даже думать забудь, внушал себе Финт. Да настолько вместительного мешка не найдется, чтобы унести все эти огроменные картины или роскошные кресла.

И вдруг, глядь! – еще одна комната, а в ней – королева и принц Альберт, а лакеев-то повсюду сколько, отметил про себя Финт, – ишь, застыли недвижно, как замирает умелый вор, потому что малейшее движение так легко отследить.

Финт в жизни не слышал слова «фантасмагория», но кабы знал, непременно употребил бы его, когда Соломон, во всем своем великолепии, склонился перед королевой так низко, что волосы его почти коснулись пола. Раздался легкий щелчок, повисла мертвая тишина, Соломон лихорадочно грозил пальцем Финту, но тот был вымуштрован на совесть: он шагнул вперед, сконфуженно улыбнулся королеве, обхватил Соломона за плечи, уперся коленом ему в спину – и резким усилием распрямил его. К вящему своему ужасу, Финт услышал свой же собственный бодрый голос:

– Извините, Ваш-Величество, он когда наклоняется, так его судорогой скручивает, но ничего страшного, я его мигом привел в порядок.

«Что за блестящая молодая леди, – думал про себя Финт, – и благородная такая, но это уж само собой». Она ничуть не изменилась в лице, а вот принц Альберт глядел на Финта так, словно обнаружил у себя в пижаме треску. Финт отступил на шаг, предоставив Соломону приходить в себя, и притворился невидимым; но в этот момент королева оживилась и радушно промолвила:

– Мистер Коган, я счастлива наконец-то познакомиться с вами; я о вас так много наслышана. Вам уже не больно? – добавила она куда менее королевственным тоном.

Соломон сглотнул.

– Ничего ровным счетом не пострадало, кроме моего самоуважения, Ваше Величество, и позвольте заметить, часть историй, что про меня рассказывают, – чистой воды вымысел.

– Я слыхал презанятный анекдот из уст короля Швеции, – заметил принц Альберт.