Сжигая мосты - Юлия Гатальская

– Вероника? – громко потребовал я ответа.

– Не кричи, разбудишь дочь, – отстранённо ответила жена и, как по заказу, послышался плач Кати из спальни.

Вероника вскочила и быстро направилась к дочери. В тот вечер она больше не выходила из спальни и мы так и не поговорили.

Я не понимал её, не понимал причин её поведения и не знал, как изменить ситуацию или не хотел хотя бы постараться что-то изменить. Глядя тогда в её усталое и грустное лицо, я понял, что пора прекратить попытки выйти на новый уровень в сексе, Вероника не готова к этому уровню и не понятно, когда будет готова. Я смирился с этим и стал довольствоваться тем, что она могла мне дать: скучный, по моим теперешним меркам, однообразный секс при тусклом освещении с редкими сменами позиций.

Всю свою энергию я направлял на работу, отдаваясь ей целиком и стараясь не замечать вокруг себя красивых женщин. Через год мой бизнес набрал приличные обороты, и мы смогли позволить себе купить дом. Я сильно надеялся, что эта смена жилья привнесёт в нашу жизнь новые эмоции, подарит нам второе дыхание. Мы оба были в восторге оттого, что теперь не придётся ютиться в ограниченном пространстве, что у Кати будет своя отдельная комната и нам с Вероникой больше не придётся трястись над каждым шорохом в постели, боясь разбудить её. Я радовался, когда видел, с каким вдохновением моя жена выбирала цвет краски для стен, мебель и прочие необходимые для уюта вещи. Но и эта эйфория закончилась довольно быстро.

Доходы моей компании росли, я расширял свой бизнес, встречался с новыми людьми, среди которых были и женщины. Я рос профессионально, развивался в плане бизнеса и знаний, совершенствовал навыки ведения дел и учился, постоянно учился. Я сам не заметил, когда вдруг понял, что нам с Вероникой абсолютно не о чем поговорить. Она смутно разбиралась в моих делах, а все её интересы ограничивались домом и ребёнком. Мы редко куда-то выходили из дома вместе. Жена не воспринимала нянь, начитавшись в интернете страшилок об их отношении к детям. Её мать дочь видела всего несколько раз, да и моя не так часто приезжала в гости, чтобы можно было безболезненно для ребёнка оставить её с ней на вечер. Даже если нам всё же удавалось выбраться вдвоём, через час Вероника начинала нервничать и тревожиться, вовремя ли покормили дочь и удалось ли уложить её спать. Ко всему прочему жена по-прежнему была зажата в сексе, предпочитала бесформенную одежду и ограничивалась общением с родственниками по телефону.

Постепенно я начал ощущать, что уже не отношусь к Веронике с таким трепетом, как раньше. Меня уже не умиляла её стеснительность и краснеющие щёки, доброта и отзывчивость уже не казались мне положительными качествами. Умение вкусно готовить, содержать дом в чистоте и уюте, воспитывать моего ребёнка – были, несомненно, похвальными навыками, но от них веяло серостью, тоской и скукой и трудно было разглядеть в них хоть каплю сексуальности. Обитая в мире, где балом правят деньги и власть, я начал превращаться из неисправимого романтика в жестокого циника. Я всё чаще ловил на себе похотливые взгляды своих сотрудниц, которые, казалось, пытались перещеголять друг друга в нарядах и вызывающем макияже.

Я упрямо игнорировал все неуместные знаки внимания и даже поменял обручальное кольцо на более массивное, чтобы было заметно издалека, что моё сердце уже занято. Однако я понимал, что все чаще поддаюсь на невинный флирт и всё реже ловлю себя на мысли, что хочу свою жену.

Теперь, стоя на балконе съёмной китайской квартиры и глядя на бесконечные огни большого города, я понимал, почему повёлся на Таню. Её открытая сексуальность и развязность сбили меня с ног, ошарашили и пригвоздили к ней так крепко, что я без оглядки кинулся в её объятья, даже не задумавшись о последствиях. Сейчас я мог трезво оценить всю горечь этих последствий и эта оценка была явно не в мою пользу.

Вспоминая всю нашу жизнь с Вероникой, я осознавал, что где-то упустил момент, когда ещё можно было что-то поменять, повернуть в другую сторону. Лишний разговор по душам, поход к психологу, в конце концов, мог бы изменить многое. Но я предпочёл прятать голову в песок и плыть по течению, которое привело меня к Тане. Теперь же я невольно вытаскивал свою непутёвую голову из песка, поздновато, надо признать. Осознавать, что Вероника уже не та скромная и зажатая женщина, а раскрепощённая, сильная и сексуальная, решившая закончить университет и устроить свою жизнь без моего участия, было невыносимо больно, так больно, что хотелось кричать и обвинять весь мир в своём несчастье. Только обвинять нужно было самого себя и от этого хотелось удавиться.

Я не слышал шагов Тани, но почувствовал её руки на своей талии.

– Что ты здесь делаешь? Возвращайся в постель, я соскучилась, – промурлыкала она.

Я остервенело затушил бычок о дно пепельницы и послушно направился в постель. Воспоминание о Веронике в голубом белье сделали своё дело – я самозабвенно имел Таню, грубо вонзаясь в её плоть сзади, будто бы пытаясь вытолкнуть из себя эти мысли, причиняющие острую боль.

Несмотря на то, что в Китае свой собственный новый год, начало празднования которого зависит от завершения полного лунного цикла, мы его встретили по григорианскому календарю – как всегда, тридцать первого декабря. У меня создавалось стойкое ощущение, что этот год не привнесёт ничего хорошего в мою теперешнюю жизнь, и встречал я его, надо признать, без особого энтузиазма. Я вообще последнее время ловил себя на том, что всё глубже погружаюсь в депрессию, и по привычке списывал подобное состояние на отдалённость от всего привычного мне. За три месяца, проведённых в чужой стране, я порядком пресытился ею и меня тянуло какими-то невидимыми ниточками в сторону дома. Однако я понимал, что уехать сейчас я не могу, нужно довести дело до конца. Я успокаивал себя тем, что смогу воспользоваться каникулами во время Китайского нового года в феврале, когда стройка приостановится на неделю, и слетать в Россию. Я очень скучал по дочери и каждый раз после разговора с ней по телефону с тоской понимал, что с каждым днём становлюсь для неё всё более чужим.

Лиза всё так же часто звонила мне по скайпу и выглядела немного странной. Она и так всегда буквально искрилась энергией, но в последнее время эта энергия как минимум утроилась. Сестра как-то слишком уж эмоционально поблагодарила меня за предоставленные данные, благодаря которым она получила высший балл за курсовую. Рассказывая это, она постоянно отводила взгляд и хитро улыбалась своим собственным мыслям, хотя разговор вовсе не был похож на юмористический диалог.

Однажды январской ночью я проснулся от какого-то странного шума. Прислушавшись, я понял, что это Таня разговаривает с кем-то на повышенных тонах в соседней комнате. Натянув на себя халат, я, стараясь не издавать громких звуков, протопал в гостиную, где и застал свою девушку с телефонной трубкой в руке.

– Какого хрена ты делаешь? – шипела она, пытаясь не перейти на крик.

Таня была повёрнута ко мне спиной и я не видел её лица, но судя по её позе, резкой жестикуляции свободной рукой и тону, которым она выплёвывала слова, она была зла.