Барселона. Проклятая земля - Хуан Франсиско Феррандис

Ко всеобщему удовольствию, было подтверждено, что горожане освобождаются от paschualia – налога на стада, а также и от thelonea – пошлины на рыночную торговлю, не будет и других обязательств, подавляющих активность подданных на франкских землях. Короли желали таким образом компенсировать проживание в этом драгоценном городе, расположенном на самой границе.

Сервусдеи зачитал разрешение на использование речных вод и пастбищ, на сбор дров в государственных лесах, а вот априсий для распахивания новых земель предусматривал отчисления в пользу короля. Те, кто приведет людей для возделывания полей, полученных через априсий, имеют право судить их собственным судом и получают часть их урожая – этот пункт укреплял позиции землевладельцев. В конце документа шло напоминание всем жителям Барселоны: они могут перейти в вассальную зависимость к графу в обмен на привилегии, земельные наделы или должности.

Фродоин подошел к Бернату из Готии, возложил ему руки на голову и торжественно короновал серебряной диадемой. Курились благовония, пел хор. Барселона получила нового графа; после долгих оваций первые люди города выстроились в очередь, чтобы выказать ему свое почтение.

Когда Фродоин вышел из собора, увиденное ему не понравилось. Солдаты графа как добрые товарищи болтали с наемниками Дрого. Епископ догадался еще в Серве: Бернат собирается наказать узурпатора только присвоением большей части его богатств и земель, с единственной целью, чтобы Дрого перестал представлять угрозу его власти. Это был опасный союз, заключенный за спиной у Фродоина. Он еще не знал, как действовать в этой щекотливой ситуации, но первым делом надлежало привести в базилику Арженсию, чтобы девочка оказалась под защитой священного места. После принесенных клятв Бернат получал в городе imperium[33], теперь он мог вершить правосудие. Граф не станет терять времени и сразу же примется заполнять свои сундуки.

Возле графского дворца епископа обступили люди Берната. Ориоль и его гвардейцы тоже были рядом, они сразу же обнажили мечи. Но капитан из эскорта Берната заговорил примирительно, снимая напряжение:

– Сеньор епископ, граф просит вас до вечера не покидать вашего дворца. Он желает показать вам кое-то особенное.

Фродоин скрипел зубами от ярости. На нем его митра, уступать Бернату не хочется, но люди вокруг уже смотрели на эту стычку с беспокойством, и Фродоин предпочел не спорить и вернуться во дворец. Никогда еще епископ не чувствовал себя таким беспомощным. Он не сумел даже узнать, осталась ли Года в Барселоне. В бессильном гневе епископ швырнул свой посох на пол. За несколько недель совместного путешествия он успел рассмотреть темную сторону этого человека и сейчас сознавал, что таинственная аудиенция не предвещает ничего хорошего.

Фродоин разослал всех гвардейцев и слуг наблюдать за тем, что происходит в городе. К вечеру вернулся бледный Жорди.

– Епископ, я слышал, как переговаривались в глубине базилики солдаты. Новый граф собирается арестовать Году за поддержку готской знати. Кажется, сеньора до сих пор не покинула Барселону. Она тут неподалеку, в башне на Монс-Иовис.

– Бернат из Готии задумал вас унизить, епископ, – мрачно изрек Сервусдеи. – Если вы станете ее защищать, вы подтвердите обвинение Дрого. И тогда вас отлучат от Церкви.

С наступлением темноты отряд из двенадцати человек с обнаженными мечами достиг вершины Монс-Иовис. Приказ маркграфа был прост: запереть готскую изгнанницу в самой глухой камере графского дворца. Одно вовремя предпринятое движение – и Бернат уже крепко держит в кулаке и город, и епископа.

Силуэт женщины в трауре был четко прорисован на фоне гигантского костра, отблески которого они заметили еще издали. Это зрелище посеяло в душах франков суеверный страх: в те немногие часы, что они провели в Барселоне, пришлецы успели услышать о древних культах, которые до сих пор практикуются среди людей, живущих здесь из поколения в поколение. Пламя над вершиной горы, стоящей над морем, наводило мысли об омерзительных языческих ритуалах.

Капитан решил показать пример самообладания и приблизился к Годе. Бернат желал принести искупительную жертву именно в эту ночь, и капитан знал, что бывает с теми, кто не исполняет приказов господина.

Женщина не шевелилась, и капитан поразился виду этой хрупкой стройной фигуры. Ему говорили, что Годе уже за тридцать. Когда он протянул к ней руку, что-то его укололо, и капитан инстинктивно отскочил назад. Он с ужасом смотрел на две кровавые точки у основания большого пальца. Переведя взгляд, укушенный увидел на рукаве женщины змею. А из-под платка на него смотрело девичье лицо ангельской красоты, вот только улыбка была неласковая.

– Моя сестра все еще голодна, – прошептала Ротель и бросила змею.

Капитан закричал и повалился навзничь, рука его опухала. Из темноты к изумленным солдатам со всех сторон подступили демоны с дубинами, в ржавых шлемах. Ротель улыбалась. Оникс говорил, что эти люди – не герои, готовые биться до самой смерти. Обычно дикари нападали на предводителя, а дальше их оружием служил страх.

Ротель пришла в Барселону и встретилась с Годой во время коронации графа. Вечером на Монс-Иовис поднялись несколько друзей из города: изгнанницу предупредили об опасности и сообщили, что Бернат приказал епископу не покидать дворца. Это означало, что отношения двух властей складываются наихудшим образом.

Года сознавала уязвимость своего положения. Без Фродоина она была одинока и беззащитна. И тогда она приняла самое рискованное решение в своей жизни: к удивлению друзей, душа Барселоны отказалась от бегства. Года видела только один выход: лично встретиться с Бернатом, договориться о судьбе Арженсии и попросить мира. И у нее была ценность, которая могла решить судьбу переговоров: соль.

Вечером Ротель наблюдала, как Года возвращает красоту своему телу, как переодевается в платье из дорогой ярко-синей ткани. Ротель восхищалась ее смелостью и свободой воли и пришла к ней на помощь вместе с ордой, которая внизу у берега дожидалась каравана рыбаков. Ротель не знала, чем закончится сегодняшняя ночь, но пообещала Годе, что никто не уведет ее с горы силой; если ей так хочется, она будет говорить с маркграфом как Года из Барселоны, а не как пленница, закованная в цепи и униженная солдатней, всегда охочей до женского тела. Решение было дерзкое, а все, что будет потом, виделось совсем неясно.

– Не убивай их! – Женский голос прозвучал с порога башни.

Отравленный капитан догадался, что теперь он слышит именно ту женщину, которую было приказано арестовать.

– Если мы не вернемся, госпожа, сюда придут другие, – предупредил он, корчась от боли.

– Я предстану перед графом Барселонским, но только без оков.

В словах Годы звучала уверенность, хотя она и знала, что задуманное ею крайне опасно и может обернуться для нее бедой. И все-таки, обдумав все, что было известно об алчном маркграфе Готии, она пришла к выводу, что существует только один способ спасти себя и дочь: переговоры без посредников.