"Посмотрим, кто кого переупрямит...". Надежда Яковлевна Мандельштам в письмах, воспоминаниях, свидетельствах - Павел Нерлер

Привет Е. Я.

Дорогая Над. Як., со мной всё в порядке. Я очень тронут вашей тревогой (звонил Евг. Як.) и ругаю себя, что сразу не написал. Правда, была пустая меланхолия, а сейчас житейская каверза: лишился подвала (там еще можно жить, но есть симптомы того, что не стоит). Живу за городом, но очень шумно и неудобно и вообще пе реживаю новое место. Очень огорчен, что летом не выбрался – не мог – уехать к Вам, а теперь еще вы даже не заедете (?). Обязательно зайду к Евг. Як., хоть погляжу на него. Мне, как О. Э., всё время надо думать о пребывании; оглядываясь на вас, не теряю бодрости. Помните, как он тоже отказался от комнаты в 23 г. и отовсюду съезжал сам. И я. Эта находка, которую я вам посылаю, кажется мне очень замечательной. Правда? И Н. И. какой хороший, и Пастернак – очень честный. А О. М.?!! Есть и еще находки, напр, статья о Сологубе 1924 г. (в газете). Неужели Вы не приедете?

Н. И. – в Ленинграде, даже письмо прислал в ответ на мое. Ходит по библиотекам.

Не сердитесь на меня, Над. Як., я правда весь с вами, и если бы не мысль о шоферстве (куда она меня заведет?), я был бы сейчас в Пскове. А то, если вы заедете, мы возьмем все папки и уедем вместе. С. М.

Милая Надежда Яковлевна, у меня всё то же. Живу спокойно, один, – но пока без средств к существованию. Всё же звонить Иванову – выше моих сил, и с этим ничего не поделаешь. Обойдется, не беспокойтесь слишком…

С. Маркиш меня расстроил, сказав, что получил от Вас грустное письмо. Почему, Над. Як.? Как будто Вы пишете, что всё идет не как надо… Если Вы об Ос. Эм., то у меня, напротив, появилась уверенность, что всё осталось и ничего не пропало, рубеж, когда это могло погибнуть, пройден благодаря Вам, и теперь всё способствует его силе. То, что не способствует, терпит крах исторически, в том, что происходит сейчас на наших глазах. Злодеи, правда, еще живут, но порядка, за который они цеплялись, уже нет. Мне тут пришлось встретиться с человеком, неприязненно настроенным к О. Э. (лично), и что же… Мне же надо было от него отбиваться, п ч в его глазах я читал: ну а разве нет? Разве не делал он то-то и то-то, чего не позволяли себе “порядочные” люди?

Судьба Вас по-прежнему гонит, и, наверное, от этого у Вас чувство растерянности и “потерь”. Но я за Вами буду следовать всю жизнь и концентрировать, и фиксировать, чтó Вы можете упустить из виду. Хотя Вам, по-моему, не нужно еще выпускать всех нитей. Это ведь не очень нескромно для меня?

А теперь поздравляю Вас с днем рождения, и пусть всё же бури коснутся более молодых (хотя бы меня), а Вам уж довольно.

Если это удобно и Вы переписываетесь с Гладковым – пусть он Вам пришлет выписки из дневника (он обещал). Над чем Вы сейчас работаете? Я надеюсь когда-нибудь прочесть Ваши “рассказы” – комментарий об отдельных стихах, по письмам (ок Воронежских лет). У меня прибавилось несколько новых документов (напр, письмо Волошина в контрразведку), – когда заведу в подвале машинку, буду перепечатывать и могу отсылать Вам. Саша М.

Дорогая Над. Як.!

Получил Ваше письмо. Спасибо. От Гладкова я ничего не получал. М. В. Юдина искала меня месяца два назад. Я звонил – речь шла о каком-то переводе – но не состоялось. ‹…› Саша.

Дорогая Над. Як., не писал вам долго, желая порадовать находкой, которая ожидалась и вчера осуществилась: это 9 писем к Вяч. Иванову, 1909 (из-за границы) и 1911 г. – очень интересные, с приложением 16 неизвестных (мне, по крайней мере) стихотворений. Уверен, что в архиве В. Иванова, который сейчас смотрю, найдется и многое другое. Прислать вам? Я перепечатаю.

За информацию – спасибо. У меня действительно болезнь “проницательного редактора” – делать заманчивые предположения. То, как было на самом деле, всегда оказывается интереснее и богаче смыслом. Между прочим, об испанцах я знаю эпиграмму еще 1909 г., что-то в связи со спектаклем “Кривого зеркала” – “Испанец собирается порой / На похороны тетки в Сарагоссу…”. Не та? “Марочка” – это, конечно, и есть моя “знакомая”. Узнаю… Но у меня и без нее впечатление, что Дом Герцена, 1922–23 гг., – худшее время для О. М. Ненужные люди, суета, попытки литературной коммерции… Да? В письме матери Ларисы Р. к ней есть сценка (22 г.): она приводит к вам Тихонова и Сережу К. (? тоже поэта), и в это время приходят: некая Суза от имени “акмеистов-москвичей” (прогнал: “были только питерские акмеисты и вышли”), какая-то баба-лесбиянка и жуткий Парнах… Всё это описано красочно и неприязненно…[544]