Что же тут сложного? - Эллисон Пирсон

Ничего себе. Мало того, что она богатая вдова, так еще и мысли читать умеет. Может, из-за того, что годами курила траву, у нее открылись экстрасенсорные способности?

– Но Микк еще не окончил школу. Уже три школы сменил, бедняга, сейчас в четвертой. Его даже из Бидейлза попросили, так он всех достал, а это о чем-нибудь да говорит. Впрочем, новая школа в Девоне устраивает его целиком и полностью, хотя она и не входит в рейтинги частных школ. По-моему, несправедливо, как вы считаете?

– Согласна.

– И мне хотелось бы, чтобы ему было куда приехать с друзьями на каникулы. Они такие интересные ребята. Все время меняются.

– Кстати, о детях, то есть конкретно о ваших детях. Опять-таки, Белла, вам не о чем волноваться: доходов от трастовых фондов, которые учредил Фоззи, более чем достаточно, чтобы…

– Меня Вонючка беспокоит.

– Какая еще…

– Украинка. Никак не могу запомнить ее фамилию, звучит как неудачный набор букв в “Скрабле”, но заканчивается она не то на “нюк”, не то еще как-то, так что мы зовем ее Вонючкой. Сиськи как воздушные шары. Лицо как нож. Фоззи влюбился в нее незадолго до смерти. Или думал, что влюбился. В последние месяцы он сидел на таких веществах – я имею в виду лекарства, а не наркотики, – что мог втюриться даже в тумбочку. Или в собачью миску.

– Насколько я понимаю, мисс Вонючка, как вы ее называете, не имеет никаких прав…

– Разумеется. У нее только сраные эсэмэски, которые он ей посылал, все эти “моя любовь, моя единственная Вонючечка, моя жизнь, все, что у меня есть, принадлежит тебе” и прочая петрушка. Газеты любят такое мусолить.

– Все это ужасно, и поверьте, Белла, я понимаю, что вам приходится несладко, но едва ли эта, гм, юная украинская леди…

– Юная, точно. Двадцать два года. Но до леди ей маком какать.

– …представляет сколь-нибудь серьезную угрозу для целостности вашего имущества. Разумеется, вернувшись в Лондон, я попрошу наш юридический отдел тщательно проверить статус…

– Вот что. – Белла выпрямляется. Сейчас она похожа на человека, всерьез настроенного обсудить дела, а не на смертельно усталую ведьму, у которой кончается зелье. Ее обведенные черным карандашом глаза оживленно блестят. – Я могу быть с вами откровенной?

– Конечно.

– Меня беспокоит Валли. Он умный мальчик, когда захочет – так само обаяние, но ему не хватает целеустремленности. Нет в нем того драйва, который был у Фоззи. Целыми днями фигней страдает. Мне кажется, что если бы у него получилось поставить ногу хотя бы на самую нижнюю ступеньку карьерной лестницы, вы понимаете… впрочем, не уверена, знает ли он вообще, что такая лестница существует.

Вот оно что. Этот стон стоит над всей Англией: богатые и знаменитые родители натыкаются на кирпичную стену обычной жизни. Деньги облегчили детям учебу в школе и колледже, обеспечили репетиторов по каждому предмету и, соответственно, отличные оценки, а потом халява закончилась. И выясняется, что дети, над которыми так тряслись, звезд с неба не хватают и вообще не очень-то приспособлены к тому, чтобы просыпаться рано, ехать на работу и делать, что им говорят, а умеют только одно – быть детьми. Родители паникуют и пытаются пристроить их хоть куда-нибудь. Разумеется, Белле я этого не говорю, но мы обе знаем, как обстоят дела.

– Буду с вами откровенна, Белла. Устроиться куда-нибудь стажером сейчас очень сложно, и, несмотря на то что за это обычно не платят, конкуренция там как на настоящей работе. Разумеется, я постараюсь вам помочь. Я уверена, что Валтасар (только не смейся, Кейт) окажется ценным сотрудником, и если “ЭМ Ройал”, э-э, поможет ему обрести цель, мы будем счастливы, что оказались полезны клиенту, которого так высоко ценим.

Понятно, что это откровенная ложь. Валли, насколько я знаю, не в состоянии найти собственные штаны. Недавно в “Мейл” была фотография, на которой он с другом в три часа ночи кормил “биг-маками” бронзового льва на Трафальгарской площади, “потому что тот проголодался”. Как представлю, что этот обдолбанный укурок станет моим помощником… Впрочем, если мне придется нянчиться с Валли, чтобы сохранить клиента, – значит, буду нянчиться.

– Спасибо, вы такая милая, – с облегчением улыбается Белла.

Я думаю о Женщине-катастрофе, о том, как трудно мне порой уберечь Эмили и Бена от неприятностей, втолковать им про бесплатный сыр в мышеловке, – надо же, оказывается, здесь, в краю изобилия, это еще сложнее. Я думаю об Уилле и Оскаре, сыновьях Салли, которым уже под тридцать, а цели в жизни нет как нет, и о красавице Антонии, которая переходит со стажировки на стажировку в поисках священного Грааля постоянной работы. В общем, люди везде практически одинаковы.

– А у вас есть дети? – интересуется Белла.

Замявшись на миг, я все же решаю рассказать ей правду.

– Да, конечно. Эмили будет семнадцать. Если честно, этот год у нее выдался непростой. Вечный стресс: экзамены, необходимость фотографировать себя каждые пять минут, чтобы показать сотням так называемых друзей, как замечательно тебе живется, да еще мама, которая вечно ломает кайф и не разрешает ходить в ночные клубы по фальшивому удостоверению личности. Ох, Белла, у нее есть все, чего у меня в ее возрасте не было и в помине, казалось бы, живи да радуйся, ан нет.

– И не говорите, – вздыхает Белла. – Я выросла в муниципальном доме[78] в Кэтфорде. У вас и сын есть?

– А как же. Бен типичный подросток. Отрывается от экрана, только чтобы попросить дать ему денег или отвезти его куда-нибудь.

Белла смеется хриплым смехом курильщика.

– Вы ведь, кажется, хотели меня еще о чем-то спросить?

– Да. Не хотите попробовать себя в роли наездницы?

Я сперва подумала, что мне предлагают принять участие в первой в жизни оргии. Ну ничего себе, настоящая рок-н-ролльная вакханалия в загородном доме, на полу тигровые шкуры, свечи оплывают, на буфете восемнадцатого века кокаиновые дорожки. Хотя, не скрою, удивилась, зачем это все Белле, учитывая, что Фоззи уже нет в живых.

– Наездницы?

– На Самсоне. Вам понравится. Он очень смирный.

– Ну…

– Да вы не бойтесь, я в первый раз тоже нервничала. Он огромный. (Господи помилуй.) Пойдемте, я дам вам всю экипировку.

Вот так двадцать минут спустя я очутилась на спине самого огромного коня, которого когда-либо встречала во плоти. Его медленно водят по паддоку, я оглядываю Самсона от ноздрей до крупа, и мне кажется, что этот конь вообще не кончается. Я словно сижу на палубе авианосца в лошадиной шкуре. И двигается он так же величественно и горделиво, без толчков и рывков. Я не сумела бы с него упасть, даже если бы попыталась.

Белла шагает рядом со мной ведет коня под уздцы. Дождь сменился изморосью. Я размышляю о том, что подобные поездки уж точно не входят в мои рабочие обязанности, и тут Белла говорит: