Каждый вдох и выдох равен Моне Лизе - Светлана Дорошева

припаркованную в дверях студии. Жена Стива подпирала плечом косяк и смотрела на всех долгим минорным взглядом. Я кивнула ей, и она прошла внутрь, будто ждала приглашения.

Глядя на нее, я думала о том, почему китайцы строят деревянные мостики над водой зигзагом. Они верят, что демоны могут ходить только по прямой и не смогут добраться до уединенной беседки или тайного убежища ни по воде, ни по ломаным мосткам. Демон прошествовал напрямик через студию к Стиву, не спуская с меня глаз.

– Кто это? – спросил Эван.

– Местная критикесса, специалист по акционизму.

Эван даже не стал притворяться, что ему это интересно, и возобновил тему:

– Понимаешь, это мой талант! Я могу часами держать человека в адском напряжении, и при этом он испытает такое наслаждение, о котором не мог и мечтать!

– Эм-м-м, а как ты понимаешь, что им хорошо? Ты же доминатор?

– Именно! Среди доминаторов нет внимательных людей. А я – хороший наблюдатель. Это редкость. Конечно, я очень жестко управляю и командую, но я всегда знаю! Я знаю, чего хочет человек! Мне не нужны кодовые слова. Я внимателен к малейшим изменениям в лице, теле, поведении… Я пятнадцать лет изучаю людей для «Эппл», в мельчайших поведенческих деталях. И потому я так ценен. Знаешь, я думаю, мир утратил во мне уникального работника секс-индустрии…

– То есть… ты работаешь в самой престижной хай-тек-компании мира, но грезишь о работе в борделе?

– Ну… да. Ты пойми! Люди боятся озвучивать свои истинные желания в сексе. Считают их постыдными. Боятся быть отвергнутыми. Показаться извращенцами или психами… Их заветная мечта – чтобы не нужно было ничего произносить вслух, а кто-то исполнял их тайные желания без слов. А потом перестал исполнять и стал делать что-то еще, о чем тоже не нужно просить. А потом – чтоб совершил нечто, о чем они и мечтать не смели, но это отправит их на небо в алмазах! Я – этот человек. Я внимательный. В этом и есть мой талант.

– В тебе пропадает гений секс-индустрии?..

– Да.

– А ты в «Эппл»?..

– Да.

Меня захлестнула капризная, невыносимая нежность жизни. Я смотрела на Эвана волшебным взглядом, как на шарик после прочтения брошюрки о молекулах любви в космосе. В тот момент я перестала видеть в нем лохматого, невысокого человека в очках, работающего на диковинной должности в хай-тек-корпорации. Передо мной было воплощение того, что бесконечно трогает меня в жизни – диких, таинственных и невероятных противоречий, из которых соткан человек. Вот поди ж ты… Тьма людей мечтает работать в «Эппл». Он работает в «Эппл». А чахнет по борделю. Мир в хорошем настроении: привел этого человека сюда и заставил излить душу первому встречному – мне. Нежность человеческая, нет в ней дна.

* * *

– Но ты бы хотела приключение в Шанхае? – спросил Эван.

– Я не знаю, – сказала я чистую правду.

– М-м… Ты, конечно, не по моему профилю, но я могу организовать тебе любое приключение на твой вкус. Что тебе нравится? Девочка? Мальчик? Унисекс? Карлик? Терминатор?

Карлик…

– Вдвоем-втроем? Фетиш? Пип-шоу? Плюшевая игрушка? Милф? Покемон?

Плюшевая игрушка…

На моем лице сквозь вежливую маску проступил такой ханжеский ужас, что доминатор поморщился:

– Да боже ж мой! Ладно, на месте разберемся. Места я знаю. Есть один клуб… Соглашайся! Я покажу тебе настоящее искусство, а не… Когда ты освободишься от всего этого сегодня? – Эван уныло обвел рукой студию.

– Да уже… Но я не знаю! – опомнилась я. – У меня сложный день. Я устану и… м-м-м…

Я обшарила глазами студию в поисках спасения, но наткнулась только на минорный взгляд. Демон снова прошел по прямой и остановился рядом. Я никогда не видела жену Стива так близко. У нее было лицо, которое бывает сокрушительно красивым в юности и в старости, но между этими полюсами выглядит как рисунок, который так многократно стирали и правили, что линии стали мутны и невыразительны. Она взяла меня за руки и, глядя в глаза, тихо прокляла меня на неизвестном языке. Я снова неуверенно кивнула ей, и она ушла. По прямой. Стив поплелся за ней, а Поэтессы нигде не было видно с момента появления демона.

– Что сказала твоя критикесса? – спросил Эван.

– «Гусь, молекула, степлер». Вполне возможно… Я не знаю.

– А почему ты испугалась?

– А почему ты излил мне душу про свои тайные страсти?

– Я не знаю.

– Видишь – люди полны необъяснимых поступков.

– М-м… Ты – идеальный случайный попутчик. Мать троих детей из Израиля, здесь ненадолго, рисуешь все такое невинное… Танец с веерами, игра в го, дети с мороженым, закат на набережной, парк, храм… Ты живешь в другом мире, но знаешь, что такое сибари – это все, что нужно для хранителя темных признаний. С кем еще мне это обсуждать?

Доминатор с прискорбием кивнул на своих сотрудников как на пример людей, с которыми это обсуждать не нужно. Утомленные культурой и вином коллеги помахали в ответ и заорали:

– Эван, ты идешь? Ужинать хочешь? Мы решаем – хотпот или сразу в бар?

Доминатор проголосовал за бар и лениво двинулся к выходу.

– Я заеду за тобой в одиннадцать, – сказал он. – Клуб открывается в полночь.

20

Сделано на небесах

Утомленная событиями дня – меня благословили, прокляли, посвятили в оргиастические таинства – я выбралась за водой на кухню после девяти, надеясь никого там не застать. Однако жизнь резиденции только начиналась. На общей кухне художники как раз возбужденно обсуждали, в какой караоке-бар идти обмывать новые выставки, о которых договорились с молодыми кураторами в этот знаменательный день.

– Ты же идешь? – обернулся ко мне Стив.

Я в сомнении догрызала ногти у окна, откуда открывался вид на пульсирующие огнями небоскребы.

– Пошли! Мы же идем праздновать! Бери с собой Затмение, – уговаривал неугомонный Стив. – Это редко бывает, чтоб у всех вместе событие… все договорились о выставках, закончили проект, ну?

Так, ну… о выставке я не договорилась. Я договорилась о походе в подпольный бордель, «но это лично я»… Караоке-клуб или карлик? Друзья-художники или таинственный доминатор, а? А? Вот ведь дилемма. Мир раскрывается передо мной как экзотическая орхидея. А я… я!

Мне обидно вспомнился разговор с куратором. Господи, да у меня даже «приключений» не было! Я и впрямь слишком робкая и правильная для прорыва, которого требует искусство… Вон люди как только не ищут свою внутреннюю свободу и страсть – выжигают на себе картины клеймами, плавают голыми в