"Русская освободительная армия" против Сталина - Иоахим Гофман

Прошения по адресу американцев позволяют заметить на первой стадии плена еще далеко идущие ожидания в отношении возобновления политической деятельности. Тексты написанного в эти дни меморандума генерал-майора Меандрова и его приказа № 15 не сохранились, но по содержанию они, видимо, соответствовали письму, которое генерал-майор Бородин, старый эмигрант, командир Донского казачьего полка группы Туркула, направил 20 мая 1945 г. из лагеря пленных Бишофсхофен «Главному командованию американских и английских вооруженных сил в Германии» [626]. Оно, как и ряд аналогичных документов, характеризуется двумя моментами. Во-первых, продолжающейся и неослабевающей враждебностью к диктатуре большевизма в России и, во-вторых, столь понятным теперь стремлением подчеркнуть антагонизм между Русским освободительным движением и национал-социалистической Германией и причислить первое к идейному миру демократических устремлений. В этом духе утверждается, что давно в действительности существующее русское движение сопротивления получило возможность «открытой идейной и вооруженной борьбы» с советской системой только в результате германо-советского конфликта. Дескать, союз с Германией был в сложившихся условиях «исторически и логически неизбежен», т. к. лишь он мог предоставить необходимую материальную и организационную помощь. Однако Германия, мол, в сущности, всегда относилась к Освободительному движению с недоверием и потому препятствовала созданию политических организационных форм, а также не предоставляла оружия в требуемом объеме. Но, несмотря на эти малоблагоприятные условия, главнокомандующему генерал-лейтенанту Власову и КОНР удалось выявить «громадный потенциал антибольшевистского освободительного движения», а также освободить множество русских людей из немецкого плена. Офицерам и солдатам РОА, считавшим самих себя борцами за свободу для новой России, теперь, после войны, невозможно вернуться на родину, т. к. это означало бы их «физическую или гражданскую смерть». Поэтому генерал-майор Бородин высказал просьбу о гарантии личной безопасности и достойного человека существования без немецкой опеки, он просил также разрешить как можно быстрее установить связь с главнокомандующим и с еще существующим, как считалось, Комитетом освобождения.

Отмежевание от прежнего немецкого союзника, нашедшее теперь столь сильное выражение, плюс подчеркнутое желание установить в России такие условия, которые господствуют и в демократических странах, – «справедливость и социальный мир», далее стремление к «братскому сотрудничеству с другими народами Старого и Нового света» – это было искусное приспособление к требованиям начинающегося послевоенного периода. Правда, русские могли с полным основанием сослаться на то, что подобные цели были провозглашены уже в Пражском манифесте от 14 ноября 1944 г. Однако, когда Бородин и другие, не переводя дыхания, заявляли о готовности тотчас снова взять в руки оружие для «защиты культуры всего человечества от ужасной и постоянной угрозы большевизма», они упускали из вида решающий момент. А именно, то, что военный союз с СССР в это время еще был незыблемым и западные державы видели и своего врага в каждом, кто выступал против сталинского режима.

Поэтому все попытки привлечь на этой основе к Русскому освободительному движению политические симпатии США и Великобритании были заведомо обречены на неудачу. Не позднее 6 июля 1945 г. и генерал Меандров счел попытку продолжить политическую работу в прежнем духе бесполезной. Теперь речь могла идти лишь о жизни и свободе солдат РОА. Стремясь отвратить непосредственно угрожавшие им опасности, Меандров, а также генерал-майоры Ассберг и Севастьянов из армейского штаба придавали огромное значение сохранению в полном объеме военной организации и внутреннего порядка в нынешней «Группе войск РОА во главе с генералом Меандровым» [627]. Например, офицеры по-прежнему носили свои знаки различия – теперь, по возможности, русского образца. Строго практиковалось обязательное отдание чести. «Организованность, дисциплина, внутренний порядок… сверх того трудолюбие, инициатива и честность, – заявил Меандров 4 июля 1945 г. на собрании офицеров и солдат, – вот средства, чтобы добиться признания американцами в качестве фактора, полезного для оккупационных войскы» [628]. Поначалу, видимо, и казалось, что ожидания оправдываются. Генерал-майор Бородин, переселившийся 30 июня 1945 г. в лагерь Ландау, с похвалой отмечал привлекательный и дисциплинированный облик солдат РОА, в противоположность своим собственным, уже несколько распустившимся людям. Это, очевидно, производило определенное впечатление и на американцев. В июле 1945 г. – но, вероятнее, еще в мае – полковник Хенфорд доверительно спросил Меандрова, как бы тот отнесся к отправке войсковой части РОА на Дальний Восток с целью участия в войне против Японии. Казалось, здесь приоткрывался выход. Вопрос стал предметом широкого обсуждения ведущих офицеров, которое в конечном итоге привело к однозначному решению принять подобное предложение, но одновременно настоять на том, чтобы было образовано собственно русское войсковое соединение под национальным командованием. Возражений не последовало и против использования власовских частей в тыловых службах американской оккупационной армии, вопрос о котором вентилировался, видимо, в то же время.

Части южной группы РОА, интернированные в Кладенске Ровне и в Ландау, в эти недели действительно все еще ощущали себя своего рода партнером по переговорам с известной свободой принятия решений. Это впечатление еще более усиливалось из-за заметного стремления советских военных инстанций к установлению контактов с командованием до сих пор ускользавших от них солдат РОА. Командующий Красной Армией в районе Крумау 24 мая 1945 г. пригласил генерал-майора Меандрова на беседу в свой штаб и в конце концов направил майора с предложением, чтобы он со своей частью все же перешел в советскую оккупационную зону [629]. В Крумау по желанию американцев действительно имели место непосредственные контакты офицеров РОА с офицерами Красной Армии. Так, командир запасной бригады полковник Койда, а также подчиненные ему офицеры в звании полковника: Барышев, Кобзев, Трофимов и Садовников – встретились здесь с делегацией высших советских офицеров [630]. На этих переговорах речь тоже шла о проблеме добровольного возвращения военнослужащих бригады, на которых советская делегация стремилась воздействовать всеми средствами. Однако Койда откровенно объяснил советским офицерам, что он и его товарищи, военнопленные или перебежавшие офицеры и солдаты Красной Армии, вступили в армию генерала Власова не ради «куска хлеба», а сознательно и добровольно, как борцы за политическую идею. Мол, все они не думают возвращаться на Родину, пока там существуют нынешние условия. Совещание, в котором участвовал и генерал США, которому переводились важнейшие высказывания, видимо, было для присутствующих американцев очень поучительным, тем более что советский представитель многозначительно напомнил о судьбе находящихся в Советском Союзе членов семей солдат РОА.

Политическая тактика Меандрова, сводившаяся к завоеванию доверия американцев, привела к тому, что лишь меньшинство его людей – в одном месте говорится о 1400 лицах – использовало возможности индивидуального побега, которых в Кладенске Ровне и Ландау имелось предостаточно. Большинство с готовностью следовало директиве своего генерала – спокойно ожидать дальнейшего развития событий. Но уже в начале августа 1945 г. условия в Ландау стали заметно ухудшаться. Советские комиссии, не раз посещавшие лагерь, осознали, что все усилия побудить русских солдат к возвращению в Советский Союз останутся бесплодными, пока они будут подвержены влиянию своих лидеров и военная организация РОА не будет окончательно разгромлена. По советскому настоянию 7 августа 1945 г. поначалу 6 генералов – бывшие советские граждане Меандров, Ассберг, Севастьянов и старые эмигранты: Ангелеев, Белогорцев, Бородин – были переведены в Регенсбург, в огороженный и охраняемый лагерь военнопленных. В середине месяца последовало отделение офицеров от рядовых, офицеры также попали в Регенсбург, солдаты – в Пассау [631]. 29 октября 1945 г. обе категории были собраны в Платтлинге, но 4 ноября 1945 г. генералов перевели в Ландсхут. Режим стал более строгим. 17 ноября 1945 г. начала свою деятельность американско-советская комиссия по выявлению бывших советских граждан. Возник призрак выдачи.