Квартира - Павел Астахов

— Мне надо «добро» президента. Вот что мне надо! — огрызнулся Онаньев. — Это его курятник, сенаторы. Он их пасет. Вот завтра с утра доложу председателю Комитета. Он, соответственно, доложит главе государства, если, конечно, сразу меня не пошлет далеко и надолго. Ну а там уж и в Верховный пойдем. Другого пути нет. Но я могу вам все же помочь. Попытаюсь, по крайней мере. Подождите минут двадцать. Я перезвоню. — Онаньев, не прощаясь, отключил телефон. И тут же набрал другой.

Лишь к часу ночи Артем добрался до дома. Измотанный событиями предыдущего дня, раздавленный морально собственными ошибками и недальновидностью, адвокат ткнулся в дверь только что отремонтированного подъезда. Она, как и положено, была закрыта. Павлов набрал код. Дверь не поддавалась. Он еще раз нажал выученные цифры. И еще раз! Дом не впускал его. Артем с досады и от обиды на весь мир пнул дверь ногой, и в ответ на пульте кодового замка высветилась лампочка, которая на его памяти никогда не загоралась. На ней виднелась иностранная надпись «CONCIERGE». И тут же глухой мужской голос сонно его спросил:

— Что хотели?

Павлов поразился: с ним заговорил сам кодовый замок. Он осторожно подергал дверь, и она снова спросила — теперь уже достаточно грубо:

— Чего надо? По шее хочешь?

— Э-э-э, простите, — потрясенно поинтересовался Артем, — а с кем я говорю?

— А тебе кто нужен?

— Я здесь живу. Меня зовут Павлов Артем. Домой иду!

Его уже переполняла злость. Замок щелкнул и открылся, и Артем, еще раз глянув на подсвеченную алым огоньком надпись «CONCIERGE», на том же языке сдержанно поблагодарил хамоватую дверь:

— Thank you, door!

Вошел внутрь и обомлел. Площадку первого этажа было не узнать. Дополнительные светильники, пластиковые деревья в горшках. Ковровая дорожка от входа до лестницы. И, главное, железный шкаф на полстены и двухтумбовый стол. Весь этот интерьер дополнял такой же тумбообразный и шкафоподобный мужчина в черном костюме с маленьким блестящим значком в петлице пиджака. Щит и воткнутый в него меч символизировали его принадлежность к спецслужбам.

Громила поднялся навстречу Павлову и внимательно вгляделся в его лицо. Узнал в этом растрепанном припозднившемся визитере адвоката, хорошо ему известного по бесконечным судебным сериалам, которые приходилось смотреть на долгих дежурствах, и улыбнулся.

— Здравия желаю! — И тут же пояснил: — Вот, дежурим.

— Ух ты! В честь чего? Наш дом стал не только памятником, но и особо охраняемым объектом? — попытался иронизировать Артем.

— Не-е-е. Режима нет. Начальство распорядилось. Сегодня пост и организовали. Наш шеф теперь ваш сосед, — понизив голос, поделился часовой и характерно указал сперва наверх в потолок, а затем скосил глаза по направлению лестницы, ведущей в квартиры.

— Вот как? А я-то, наивный… — усмехнулся Павлов. Оказывается, после выдержанной им и Варварой Штольц осады дом стал интересен не только им, в прямом смысле оставшимся в живых, жильцам. — А кто еще ожидается? Министры? Президент? — сострил он.

Охранник растерянно раскрыл глаза:

— Не-е-е. Президент не будет. А министр культуры завтра точно заезжает. Соседом будет с нашим шефом. И еще его два зама.

Артем тяжело сглотнул. Он больше не желал ни шутить, ни язвить, ни иронизировать. Он только сейчас почувствовал, как устал. Единственным желанием было доползти до кровати и уснуть. Лучше бы проспать до конца света, чтобы не видеть той мерзости, в которую все больше и больше погружался окружающий мир. На смену одним квартирным рейдерам пришли другие — в образе спасителей. Отыграли свою роль спасителей и пожали все материальные плоды.

— Господи помилуй! — только и выдавил адвокат, махнул рукой охраннику и поплелся вверх по лестнице.

— Михалыч? Привет, родной! На дежурстве? Ну-ну. Как обстановка? Спокойно? Ну, слава богу. Да, вот задержался. Есть вопрос.

Онаньев пододвинул к себе исписанный листок.

— Посмотри, не выезжал ли из страны в последние сутки человечек один. Диктую. Константин. Николай. Ы. Ну, Ы как Ы. Буква такая между мягким и твердым знаком. Знаешь? Так. И последнее. Шарик. Что получилось? Нет! Неправильно! Никакой он не КНЫТШ! А просто КНЫШ. «Тэ» убери. Четыре буквы. Правильно. Звать Александр Сергеевич. Точно, как Пушкина. Только этот совсем не поэт. Но тоже с выдумкой. Знаешь? Откуда? Точно, сенатор. По квартирам. Председатель этого совета? Ну и?.. А? Ты тоже в числе обманутых дольщиков?

Онаньев рассмеялся.

— Михалыч, ну у тебя-то откуда бабки на инвестирование? Ты ж вечный дежурный! Вам там что — в валюте приплачивают? Х-ха-ха. А-а-а-а. Тогда ясно. Значит, говоришь, единственный нормальный мужик. Надежный? Ну-ну. Так посмотри, будь любезен, куда этот надежа-председатель лыжи навострил. Так. Жду.

На мгновение в трубке затихло, но Онаньев знал, что база работает быстро, и сразу же изготовился записывать.

— М-м-м. Угу. Пишу. Двадцать два тридцать. Из Внуково-три. Частный, что ли? Ага. Москва, чего? Штаты? Какие штаты? Соединенные? А-а-а-а. Записываю. Герман. Шура. Тихон. Анна. Дуня. Тихон. Понял. Да, получилось ГШТАДТ.

Онаньев удивленно хмыкнул. Такого названия он еще не встречал.

— И где же это? Во как? Швейцария. Понял! Есть. Спасибо тебе, Михалыч! Выручил. Чего говоришь? Да не-е-е-ет, не по нашей линии. Это мне, лично. Вроде как от жены бегает. Ну да. Попросили знакомые для женщины хорошей. Загулял парламентарий. Жена ревнует. Ну, вот и бегают: она за ним, а он от нее. Сказал, в командировку в Питер, а сам, видишь, в этот Гштадт. Ладно. Гонорар пополам, договорились. Ты уж меня не сдавай?! Спасибо тебе, Михалыч. Привет семье! Спокойного дежурства. Пока.

Онаньев закурил еще одну сигарету. Выходило, что сенатор действительно выехал из страны в спешном порядке. Павлов не врал. Да и вряд ли бы он стал выдумывать всю эту историю с нападением и захватом. Он хоть и слыл мастером всяких пиаровских ходов, но сегодня в его голосе сквозила личная озабоченность, а главное, растерянность. Так не сыграешь. А потом, для пиара лучше не следователю звонить, а дежурную бригаду криминальных новостей с НТВ вызвать. Утром все каналы трендеть будут. Что же делать с этим настырным адвокатом? Дело-то закрыто.

Постановление отменять Онаньев не собирался и даже в подтверждение своей позиции закрыл сейф на замок и убрал ключи. Нет-нет! Никаких возобновлений и продлений! Иначе получится очередной висяк. И так навязали это дело… сверху. Онаньев припомнил, как на него нагрузили дело о смерти отца адвоката, и недовольно поморщился: Павлов задействовал не только свои связи, но и отцовские.

«Вот пусть и теперь постарается, — холодно подумал Онаньев, — тут все в его руках. По сути, нападение — это же не моя юрисдикция. Подследственность милицейская. Вот пусть прямиком идет к участковому в Тверской околоток и заявленьице подает в общем порядке. А про всемирный заговор — это для мемуаров и детективов хорошо. Нет такого состава преступления в нашем кодексе!»