Квартира - Павел Астахов

— Почему? — искренне удивилась Лида. Она не видела прямой связи между осветительным прибором и адвокатом.

— Сынок мой всегда лезет в опасные дела. А где опасность, там жди всякой бесовщины. Прости господи! Он же не замечает, а вокруг все насквозь пронизано паутиной зла и коварства. Артем постоянно в ней путается. Но ни одна паутина его удержать не может. Он идет напролом. Ох. Помоги ему господь! — сказала мать и перекрестилась на икону Спасителя.

— А почему он сквозь эту паутину ломится? Зачем? Можно же быть гибче. Тем более адвокат должен быть гибче, — выразила сомнение Лида.

— Возможно… Но только знаешь, Лидочка, я тебе скажу так. Кто-то считает: «Не гибкий», а другой молвит: «Несгибаемый». Вот и думай сама, — вздохнула мама Артема.

— А какой он на самом деле? — понизив голос, спросила молодая женщина.

— Какой? Да весь в отца.

Василиса Павлова грустно замолчала, опустив взгляд, и вернулась за вязальные спицы — заканчивать кофточку для Лялечки. За недолгое время их совместного проживания она уже связала девочке носочки, шарфик, юбочку и теперь довязывала кофту. Работа спорилась, аккуратные петельки выстраивались в ряды и создавали ровный красивый узор. А ровно через секунду хлопнула входная дверь, и на пороге появился… Дед Мороз.

— Охо-хо! — закряхтел старик с огромной окладистой бородой. Женщины, открыв рот от неожиданности, рассматривали его шикарную бархатную шубу. Наконец Василиса Георгиевна хлопнула в ладоши:

— Ах, сынок! Ну, затейник! Иди скорее к нам!

Она потянула за плюшевый рукав опешившего мужчину, и Дед Мороз, не сопротивляясь, опустился возле матери.

— Мама! Ну, как это возможно?! Ты не даешь мне ни шанса тебя разыграть.

— И не дам! Не надейся. Иди ко мне. — Чмок! — она звонко поцеловала его в румяную щеку. Сдвинула ему шапку на затылок и отодвинула кудрявую блестящую бороду.

— И впрямь, Артемий Андреевич! — ахнула Лида.

Павлов, так и стоящий на коленях возле матери, обнял и расцеловал Василису Георгиевну и повернулся к Лиде.

— Добрый вечер, Лида. Вот, не удалось вас разыграть. Извините. У-уф! Запарился! — он встал, скинул рукавицы, расстегнул шубу и поставил перед матерью большой мешок. — Ну, кто первый за подарками? Закрывайте глаза и протягивайте руки! Поиграем в съедобное и «несъедобное»?

— Ой! — снова воскликнула Лида. — А можно — я?!

Красные нарумяненные щеки адвоката Павлова выглядели непривычно и не сочетались со строгим костюмом, который прятался под шубой Деда Мороза. Девушка протянула руки к адвокату и зажмурилась.

— Ага. Первая, Лида. Ну, девица-красавица, подарки тебе нравятся? — завел Артем забавную игру.

— Да! Нравятся! — откликнулась Лида.

— Получай! Но сперва выбирай! Съедобное или несъедобное? — продолжал колядовать Артем.

— М-м-м-м. Съедобное, вкусненькое! — облизнулась Лида.

— Ах ты, лакомка! Девице красной дарю тортик распрекрасный!

Артем аккуратно положил на ее ладошки фруктовый торт, Лида открыла глаза и ахнула.

— Ух ты! Супер! Спасибо! Ням-нямка!

— Так. Теперь, Василиса Георгиевна, ваш черед! — понизив голос, ласково обратился сын к матери. — Говори, мамуля!

— Ты для меня — лучший подарок, сынуля. Приехал, и слава богу! Храни тебя господь! — мама перекрестила Артема. Он склонил голову, но тут же возмутился:

— Мама! Ты должна тоже выбрать. Говори! Съедобное или несъедобное?

— Хорошо. Мы с Лидочкой уже поужинали. Чай будем пить с тортиком, который Лидуша получила. Так? — она кивнула девушке, и та активно замотала головой.

— Вот. Тогда уж мне, старухе, что-нибудь несъедобное. Давай, сынок.

Она протянула руки, прикрыла глаза, и Артем полез в мешок и достал из него портфель. Открыл и вложил маме в ладонь бумаги.

— Что это? — удивилась мама, открыла глаза, но поглядела не на документ, а на сына.

Тот пожал плечами:

— Квартира. Почти все отвоевал. Читай.

— Квартира? Папина? Неужели?

Руки Василисы Георгиевны дрогнули, и она, не осмеливаясь развернуть полученные документы, аккуратно отложила папку на столик. Закусила губу и, сняв очки, потерла глаза. Напоминание о гибели мужа ей доставляло нестерпимую боль.

— Ма-аа! Не волнуйся ты так. Ну что ты расстроилась? Я, наоборот, хотел тебя порадовать. Все практически закончилось. Нашлись подтверждения. Договор папа успел подписать. Он на регистрации. Суд остановил снос дома. Его признали памятником культуры. За нас заступился министр культуры, МЧС. И даже президент. Я со всеми успел переговорить. Уголовное дело по папе расследуют. Убийцу я нашел… — перечислял Артем.

— Убийцу? — Голос мамы задрожал.

Комок сдавил Артему на горло.

— Да, мама, его убили. Этот человек уже поплатился. Заказчик убийства тоже. Их нет тоже больше.

— Сын! Что ты наделал? Зачем? Так папу не вернешь. Погибли люди. Пойми, это не выход. Андрею Андреевичу легче не станет от этого. Царствие ему Небесное! Но ты?! Зачем?!

Павлов предполагал, что реакция мамы будет не совсем прогнозируемой, и вряд ли она обрадуется. Последние годы она чаще радовалась, когда что-то материальное уходило от нее, а не наоборот.

— Мамочка! Прошу тебя, успокойся. Я никого не трогал. А те, кто творил зло, сами себя наказали.

Лида недоуменно переводила взгляд с Артема на его маму, а Василиса Георгиевна достала платок и утерла слезы. Протерла очки. Водрузила их и посмотрела на сына.

— Если так… и ты никого… не трогал, то господь с тобою! — она перекрестила сына и поцеловала три раза: в щеки и в лоб.

Лида, напряженно следившая за ними, резко выдохнула:

— Фу-у! Ну, вот и хорошо! А то я переволновалась. Артемий Андреевич, скажите, а это сложно было… страшно?

— Лидочка, сказать вам честно?

— Да. Если… конечно… можно… — она покраснела от прямого и нескромного взгляда мужчины.

— Подожди, Лидушка, — перебила ее мама Артема. — Скажи мне, сынок имена, этих… несчастных, заблудших людей. Они же погибли?

— Мама. Зачем тебе? — раздраженно отозвался Павлов. Ему было интереснее рассказать Лиде о своих подвигах и приключениях. Но мама требовала своего.

— Сын. Я должна молиться за каждого, кто прошел через нашу жизнь. А особенно за тех, кто нас гонит. Или гнал… Скажи мне их имена. Я буду за них молиться.

Василиса Георгиевна достала маленькую книжечку «Помянник», карандашик, открыла страничку «Об упокоении» и приготовилась записывать.

— Ну, хорошо. Пиши. Только начинай тогда с отца и Василия Васильевича Коробкова, — резко ответил сын.