Огонь в итальянском сердце - Лаура Тонян

___

*1 — Богатый район в Риме, спроектированный во времена фашистского режима. Деловой центр Рима. По-другому зовется: ЭУР.

*2 — Оригинальные исполнители песни «Libertà» — Аль Бано и Ромина Пауэр.

Маркус

Скорая помощь на борту не дает себя долго ждать. Когда Каталин потеряла сознание, ее мать, пронзительно плача, тотчас же привлекла внимание к случившемуся. Отвлекшись друг от друга, мы с Джакобом устремились на верхнюю палубу, по дороге столкнувшись с аналогично обеспокоенным Шериданом.

— Я должен был сразу заметить, что с ней что-то не так, — огорчился Алистер. — У нее был нездоровый вид. А заплаканные глаза… Как я проигнорировал это? — печально говорит он мне, пока мы вместе с другими неравнодушными гостями праздника столпились возле санитарной каюты.

— Ты ещё кто такой? — тихо, но нелицеприятно осведомляется брат Каталин. — Еще один козел, вешающий ей лапшу на уши?

Ребром ладони он вытирает разбитые в кровь губы. Их растягивает кривая горькая ухмылка. Он сипло заговоривает:

— Уроды…

Алистер подается вперед, но я задерживаю его, вцепившись в плечи.

— Придержи свой язык!.. — начинает Шеридан в резкой форме, однако вдруг узнаваемый грудной голос прерывает его.

Люди расходятся в стороны, пропуская мою мать.

— Маркус? Маркус? — окликает она. И увидев, наконец, своего сына, взмахивает руками, в одной из которых держит баснословно дорогой клатч. — Ма-а-аркус! Я везде тебя ищу!

Подобравшись совсем близко, мама оглядывается по сторонам, и лишь после невозмутимо справляется:

— Это правда, что ты подрался?

Невозмутимо, но очень зло. Буквы отскакивают от ее зубов, шипя.

— А разве по мне не видно? — Я обвожу пальцем лицо.

— Уже и не помню своего сына без синяков, — ерничает она. — Это что, новые?

— Мама, прекрати этот цирк, — предупреждающе выдавливаю из себя.

На что она, разумеется, прыскает. Поправив фиолетовую шляпу с широкими полями, мать касается под нею безукоризненной прически. Она, как и обычно, демонстрирует собственное превосходство перед остальными.

— Зачем ты здесь? — скрестив руки на груди, открыто вопрошаю.

Джакоб встревает в наш с ней диалог и выходит вперед, поэтому, хочется маме того или нет, он появляется в поле ее зрения.

— Вы уж простите, мне ровным счетом ничего неясно из того, что вы говорите, — он дергает рассеченной бровью, — но, если вы обсуждаете Каталин, я имею право быть вовлеченным.

Родители моей любимой, стоящие невдалеке, напряженно ожидают развития событий. Похоже, они не знают английского, и действительно не хотелось бы, чтобы они участвовали в этом бардаке. Мама, цокнув языком и вскинув брови, сначала разглядывает Джакоба с любопытством, а затем воскрешает в памяти язык Соединенного Королевства. Разговаривает она и вправду, как настоящая правящая королева.

— Попрошу не мешать, когда я говорю с сыном, — в натренированной манере выдает мать, выпрямив спину и расправив плечи.

Джакоб пристально и ожесточенно глядит на нее, потирая рукой заднюю часть шеи. Короткая стрижка не прячет его черт, в глазах явно плещется едва сдерживаемое отвращение.

— Спросите-ка у вашего аморального и испорченного недоноска, как он осквернил мою сестру?

Мама разгневана, и она машет у пальцем у его носа. Сжав зубы, насколько ей позволяют силы, процеживает сквозь них:

— Да плевала я на тебя вместе с твоей сестрой! Если еще раз ты осмелишься…

Не дав матери договорить, я встаю между ней и Джакобом. Мама стушевывается под моим твердым, безжалостным взглядом. Моя рука подлетает к ее горлу, однако я останавливаю себя тогда, когда пальцы сами чуть было не обернулись вокруг ее грациозной, мраморной шеи.

— Не продолжай, — помрачнев, я звучу совсем хрипло.

Не узнаю свой голос. Темные глаза матери испуганно ощупывает мою рожу, которая приводит ее в бешенство изо дня в день. Не проходит и минуты, как в комнате воцаряются хаос и беспорядок, которые однозначно препятствуют ясности мысли. Мать Джакоба и Каталин становится в центре, чтобы высказать свои негодования. Она разговаривает с сыном на венгерском и все время показывает вытянутой рукой то на меня, то на мою маму. Муж пытается свести к нулю ее крики и ругань. Он говорит со мной спокойно и невозмутимо, и потому я чувствую себя совсем дерьмово. Этот седовласый мужчина пока что даже не подозревает, как сильно я обидел его дочь.

— Я не знаю, по какой причине ты, парень, подрался с моим ребенком, — на не самом лучшем итальянском сообщает он, — но, надеюсь, мне кто-нибудь здесь это объяснит?

Стеклянная дверь за мной распахивается, и все переводят взоры туда. В медицинском секторе объявляется Пьетра. Прямо за ней следует мерными шагами Бланш. Она нацеливает на меня хищный взгляд, и идет так, будто надвигается войной. Удивительно, что эти двое показались здесь только сейчас.

— Уйдите! — командует мама, словно ее назначили капитаном судна. — Отойдите в сторону! — адресует она сгрудившимся зевакам. — Это моя племянница и ее подруга!

Мать обнимает их обеих разом, будто давно по ним скучала. Я закатываю глаза от того, что она выглядит птицей, накрывшей своих птенцов крыльями. Ее непрерывное проявление чувств к Пьетре больше не бесит — забавляет.

— О чем беседуете? — с заговорщическим видом интересуется кузина. Ей известно, кто среди присутствующих папа Каталин. Она смотрит прямо тому в глаза, произнося: — Случайно не о том, что мой двоюродный братец поспорил с лучшим другом, что заполучит вашу ненаглядную дочку?

Я выпадаю в осадок.

— Интересно, — двусмысленно хмыкает Пьетра, склонив голову набок, — что ему пообещал друг за победу?

В толпе сразу же начались шептания, вздохи, смешки. Сестра преуспела в своем заговоре против меня. Мне в подбородок всаживается тяжелый кулак. Это папа моей любимой, и он абсолютно прав. Если в случае с Джакобом, я все-таки стал бить в ответ, то на этот раз с моей стороны не последует ни единого удара.

Я все еще не в отключке, когда от более мощного хука падаю на пол. Я не закрываю глаз, получая серию ударов ногами. Мать орет; люди впадают в панику, и кто-то нажимает на тревожную кнопку. Я не могу видеть, что Джакоб утихомиривает отца, но слышу это. И все-таки атака не завершается. Я получаю снова и снова. Он бьет меня по-настоящему сильно. И мне реально больно. А потом седой мужчина попадает носком ботинка мне по животу. Воздух с шумом вылетает из моих легких, после чего я перекатываюсь на спину. Ударяет ногой под ребра, а потом опять — по лицу.

А уже перед тем, как охранники его увели, отец Каталин бил без разбора: в грудь, челюсть, в пах.