Приют гнева и снов - Карен Коулс

от ее губ. – Если выпить слишком много, будет плохо.

Она кивает, покорная, как ягненок.

Бедная миссис Прайс. С каждым днем ее крупное тело усыхает. Ввалившиеся глаза очерчены серыми кругами. Она не причастна к их козням, в конце концов, она была столь же беспомощна, как и я. Новые травы, которые я решаю опробовать, – полынь, росянка, рута, не помогают ей пойти на поправку. Но чай из алтея и валерианы снимает спазмы от кашля и дает ей заснуть.

Свет причиняет ее глазам боль, выносить солнечный свет женщина уже не в состоянии. Она остается у себя в комнате с опущенными занавесками. Живет во мраке, как я когда-то.

Я сижу рядом и кормлю миссис Прайс мясным бульоном. Когда я поднимаюсь, она хватает мою руку.

– Ты добра к девочке, – говорит она, – и ко мне.

– У меня нет к вам вражды, миссис Прайс. Вы не в ответе за поступки вашего супруга или вашей хозяйки.

Она сжимает мою руку крепче.

– Гарри писал тебе. И много писем.

– Он писал мне?

Она кивает.

– Госпожа сказывала, что ты за другого вышла.

– И он поверил?

– Нет, не сразу. Он вернулся, чтоб найти тебя, а когда узнал, что тебя нет… – Ее глаза наполняются слезами. – На болоте его нашли.

Я отшатываюсь. Она ошибается. Должна ошибаться.

– Гарри знал болото, так хорошо знал его.

Она кивает, ее губы дрожат.

– Имоджен сказала, что он умер от болезни.

Миссис Прайс отрицательно качает головой. В ее глазах я читаю правду и отворачиваюсь.

Гарри. Бедный сломленный Гарри. Я смотрю в небо, но у него утешения мне не найти – только не у этих угрожающе багряных облаков с болезненной желтизной, так похожей на серу. Должна была и сама догадаться, когда увидела его могилу. Эту убогую могилу без надгробного камня, ангела, какого-нибудь знака. Неосвященную могилу.

Ложь Имоджен обрекла Гарри на смерть и проклятие.

Глава 40

Я бреду по болоту, называя каждое растение на своем пути, пока наконец не нахожу именно то, что искала. Клобук монаха[24]– его капюшон, словно опущенные веки, скрывает злой умысел. Натягиваю перчатки и срезаю с цветка три шипа.

Когда дом погружается в сон, я на цыпочках прохожу на кухню и ставлю их в вазу. Красота этих цветов ядовита, как и сама Имоджен. Как же это правильно, что они обрели приют вблизи ее постели. О Имоджен, твои грехи настигли тебя. Можно уйти из жизни разными способами, и далеко не все они так же милосердны, как наперстянка.

Погода сегодня прекрасна: тепло, но не жарко, чувствуется нежный, успокаивающий ветерок. Он дует уже несколько дней подряд. После завтрака я сижу в саду. Греться там в лучах солнца просто изумительно. Нужно написать Диаманту и рассказать, как хорошо я теперь себя чувствую и как преобразилась моя жизнь. Он должен обрадоваться.

Самочувствие миссис Прайс несколько улучшилось. Теперь она может выносить солнечный свет и даже понемногу принимает пищу. Я начинаю надеяться, что она идет на поправку, и радуюсь – ведь это обрадует дитя. Лужайка теперь пестреет калейдоскопом красок, одуванчики, ромашки и клевер словно переливаются от радости – в точности как моя Вайолет.

А вот и она, несет показать мне что-то. Рисунок, наверное.

– Что это у тебя, милая? – спрашиваю я.

– Письмо. – Она протягивает его мне.

Я принимаю конверт.

– Мне?

– Нет.

– Тогда… – Я переворачиваю письмо. Оно адресовано доктору Уомаку в лечебнице. При виде этого имени кровь стынет в жилах. Значит, она готова использовать моего ребенка, чтобы избавиться от меня. Я кладу конверт на колени, чтобы девочка не заметила, как дрожат мои руки.

Вайолет скачет по кругу.

– Мама хочет, чтобы я отдала его почтальону, но я не знаю, когда он приходит.

– Конечно не знаешь. – Я заставляю себя улыбнуться.

– Она сказала, что если я передам, мне можно пирог.

– Правда? – произношу я беззаботным тоном. – Как мило с ее стороны. – Я притворяюсь, что задумалась на мгновение, а потом ловлю ее взгляд. – А что если я передам его почтальону и мы ничего ей не скажем? Тогда тебе все равно можно пирог.

– Да! – Она прыгает от радости и хлопает в ладоши.

– Давным-давно твоя мама позаботилась об одном моем письме, – говорю я. – Теперь я должна ее отблагодарить.

Письмо лежит у меня в кармане до конца ужина, я не достаю его, пока не дам Имоджен и миссис Прайс каждой свое лекарство. Они стали такими послушными, что заботиться о них в последнее время гораздо легче. К тому же они практически безмолвны.

Я сажусь на кровать, распечатываю конверт и разглаживаю письмо на коленях. Почерк Имоджен нетверд, а местами его и вовсе не разобрать, адрес написан под сильным наклоном.

«Дорогой Чарльз», – начинается оно.

Так значит, Уомака зовут Чарльзом. Мне сложно представить, что когда-то его крестили и дали ему имя, сложно представить, что когда-то он был ребенком, что у него были любящие родители – по крайней мере, когда-то давно, пока он не вырос и не превратился в чудовище. Переворачиваю письмо.

Прошу тебя, любовь моя, приезжай как можно скорее. Эта девчонка Мод сбежала из лечебницы и прямо сейчас живет здесь, как будто у нее есть на это полное право.

Не беспокойся за ребенка, она счастлива и ни в чем не нуждается, но я сама и моя экономка угасаем с каждым днем. Мне страшно, как бы эта сумасшедшая не задумала убить нас.

Пожалуйста, приезжай и забери ее отсюда. Что бы тебе ни рассказали обо мне и Гарри, ты должен понимать, что это ложь. Неужели ты и правда поверишь безумной, а не любови всей твоей жизни? Мое сердце принадлежит одному тебе, любовь моя, и так было всегда. Ты ведь и сам это знаешь.

Умоляю тебя, не позволь бреду сумасшедшей встать между нами.

Твоя истинная любовь,

Имоджен

Я разрываю письмо и бросаю его в огонь. Желтые языки пламени облизывают бумагу. Она скручивается, темнеет, и наконец от нее остается только пепел.

– Ибо ты уповала на греховность твою, – шепчу я. – Ибо ты сказала: никто не видит меня, но день провозвестников твоих грядет. – Губы сами растягиваются в широкую улыбку. – День провозвестников твоих настал.

Благодарности

Эта книга не была бы опубликована без моего блестящего (и очень терпеливого) агента Виктории Хоббс и фантастического редактора чудесной Розы Ширенберг. Спасибо вам обеим за