Война - Ираклий Берг

Османский визирь таким образом выбрал наименее удачный подход к Белому Царю. Считая, что вполне понимает европейцев, Рауф-паша сделал ставку на прямоту и открытость. К тому же добавлялось распространённое представление о Николае как о человеке с рыцарским характером. Надо отдать паше должное, он не обманывал себя и признавал, что главным побудительным мотивом сей дипломатии была жадность. У европейцев не принято обыпать правителя дарами за одно только право приблизиться, решил Рауф, значит можно не тратиться сверх меры. Николай, со своей стороны, знал о восточном обычае официальных взяток и не получив должного для его статуса (инкогнито ничем не мешало в этом вопросе) подношения, решил, что турки не воспринимают его всерьёз и не рассматривают союз как долгосрочный проект. Следовательно — России придётся действовать одной и в оба глаза следить за поведением «союзника». Одним из этих глаз назначался Пушкин, неожиданно хорошо справлявшийся с обязанностями.

— Так и сказал? — не поверил Степан. — Быть не может. Нет, я вам верю, но…

— А я ведь даже смягчил выражение, — улыбнулся поэт.

— Делааа, — протянул Степан. — значит, вы будете как надзиратель? И если что не так, то… но вы не сможете поступить бесчестно. Уж я вас знаю. Однако, в жизни случаются обстоятельства… а?

— На моё счастье есть Пётр Романович.

— Безобразов? Но он изранен, к тому же герой.

— Поправится. Сказать правду, состояние его не столь плохо, но знать о том до поры не всем нужно. Официально он лежит уповая на Господа, и с ним на излечении десяток особо отличившихся раненых героев. И пусть себе поправляются. До нужного момента.

— А в нужный момент больные окажутся не совсем беспомощными, — добавил Степан. — У вас всегда под рукой отряд из десятка головорезов, во главе наш доблестный гусар, чьи таланты известны. Он и в окно ночью пролезет и Топканы штурмом возьмет. Удобно.

— Примерно так, — поморщился Пушкин. Ему не понравилось грубое зачисление Безобразова в хладнокровные душегубы.

— Да я не в упрёк, — понял его Степан, — я здесь и сам ничем не лучше. Наоборот — одобряю. А то любят у нас рассусоливать когда надо пожестче. Здесь вам действительно повезло, Пётр Романович человек твёрдый. Не подведёт.

Военные приготовления шли полным ходом. Ежедневно из России прибывали корабли с людьми, лошадьми, оружием, амуницией и провиантом. По всему городу муллы призывали мужчин вступать в войско султана, да хранит его Аллах, который приказал своему слуге (императору северных варваров) привести вооруженных дикарей повелителю. Однако, что эти варвары могут? Правоверные должны сами показать как надо воевать этим гяурам.

Политическое соображение требовало наличия турецкой союзной армии, потому Николай скрепя сердце приказал выделить сто двадцать офицеров и не менее трёхсот унтеров для обучения осман, дабы превратить по сути ополчение в хоть отдалённо похожее на регулярное войско.

Непосредственно русское войско росло как на дрожжах, достигнув в численности почти пятидесяти тысяч, из которых, впрочем, пятнадцать тысяч представляли казаки.

«Инкогнито» предпочёл остановиться у Пушкина, что и предопределило превращение восстановленного посольства в импровизированный штаб.

Степан скоро понял, что неправ, думая как неудобно Пушкину от наплыва офицеров. Господа в пределах посольства и вне оного вели себя заметно по разному. Говоря прямо — в городе был разгул офицерской вольницы, на которую высокое начальство глядели сквозь пальцы, как всегда бывает в немирное время. Война — время подвигов, как учат нас книги и рассказы людей бывалых, оттого самые нетерпеливые принялись совершать подвиги ещё не добравшись до неприятеля.

Молодецкая удаль (непременная спутница любой уважающей себя армии) стремилась проявить себя во всей былинной красоте. Группа офицеров драгун устроила грандиозную пьянку на гаупвахте (специально арендованном доме еврея-купца), куда была отправлена за какую-то шалость вроде отсутствия взаимопонимания с излишне алчными торговцами, и решила посетить английское посольство. Покинув место заключения вместе с дежурным офицером, который составлял им кампанию, они вломились в милорду Понсонби для получения ответов на некоторые вопросы. Например о том, почему тот до сих пор не эвакуировался.

Беседа получилась жаркой, узнав о происшествии Николай взбесился и едва не перевешал своих храбрых драгун. В данном случае «инкогнито» помогло отыграть назад. Абстрактный князь — не государь, оттого вешать не может. Извиняться, однако, отправился «князь» лично, не видевший другого выхода при всей абсурдности ситуации.

Другие офицеры, из улан, повздорили с французами, отказавшимися признавать Бородино поражением Наполеона, за что и претерпели «Березину» путем недобровольного ныряния в воду. Назначили дуэль, на которую прознавшее начальство наложило категорический запрет, что и стало наказанием.

— Если войско простоит здесь ещё месяц, одной половине придётся охранять другую, — заметил Николай. Он торопился назад и раздражался проволочкам «этих чёртовых турок». По замыслу, он как «князь» хотел сопроводить османских послов к императору, официально находящемуся с войском в Польше, то есть к самому себе. Послы собирались долго, что и злило императора. В целом все шло неплохо, но смутное чувство тревоги не отпускало его. Не будучи суеверным, он тяготился нехорошим предчувствием.

«Скорее бы убраться отсюда. И так задержался сверх меры», — думалось ему.

Вместо эпилога

— И что теперь? — спросил Степан.

Пушкин молчал, вцепившись руками в свои волосы. Котелок слетел с головы от взрывной волны, но такие мелочи не волновали сейчас никого. Боковым зрением Степан заметил, что поэт плачет.

«Довели Сергеевича», — опустошенно подумал он.

Какие-то люди бесновались вокруг, но друзья стояли неподвижно, словно надеясь, что им показалось и сейчас всё вернётся. Корабль увозящий императора прошёл не более узла, как внезапно, в мгновение превратился в огненный шар. Все оцепенели. Через несколько секунд дошёл звук.