Театральные очерки. Том 1 Театральные монографии - Борис Владимирович Алперс

реальное человеческое существо со своей жизненной судьбой, с особенностями среды, воспитания, со всеми индивидуальными чертами, присущими ему как отдельной личности.

И в то же время у всех у них проступают общие им родственные признаки, позволяющие объединить их в одну семью. Все они вышли из одного дома, вылетели в мир из одного «гнезда». Каждый из них пошел своим путем в жизни. Но они сохраняют память о родном доме, перекликаясь друг с другом, разбросанные по всему миру, а иногда даже по разным историческим эпохам. И у них один голос — чистый и нежный, одни глаза, серьезные и требовательные, которыми они рассматривают мир в упор, ничего не утаивая в своем взгляде, как это бывает у детей, которым впервые открылась жизнь в ее драматической сложности.

Современников Бабановой давно интересовало существо, стоявшее почти за всеми ее персонажами. Говорю «почти», потому что и в ее репертуаре были роли, в которых она выступала только как «мастер», создающий образ чисто внешними средствами, без прямого участия своего внутреннего мира. Такой была в 30‑е годы ее Диана в «Собаке на сене», а позднее — Раневская в чеховском «Вишневом саде». Но подобных ролей было мало у Бабановой. Во всех остальных всегда ощущалось присутствие ее самое как человеческой личности. И это критика поняла очень рано, чуть ли не с первого же ее выступления на сцене.

Но какими сторонами своей личности участвует актриса в жизни своих героинь и героев? Что именно она отдает им «от себя», от своих жизненных странствий, от своей духовной биографии? Ведь актер, даже из наиболее склонных к непосредственной исповеди в своих сценических творениях, — подобно Мочалову, Стрепетовой, Комиссаржевской, — даже такой актер отдает им от себя только лучшую часть своего душевного мира, проводит их только через высшую точку своей жизненной драмы. Мочаловские мстители жили в душе самого артиста, и в то же время они были им созданы как реальные люди, отделившиеся на сцене от своего творца и продолжавшие независимо от него свой путь в жизни, а не только в искусстве.

Применительно к поэзии для этого существует сегодня термин «лирический герой» поэта. Можно спорить, достаточно ли точно выражает этот термин существо вопроса, но сама тенденция, в нем заложенная, совершенна бесспорна.

Творчество актера того типа, к которому можно отнести Бабанову, имеет много общего с творчеством лирического поэта. Оно по-своему тоже монологично. В нем всегда слышится в его непосредственной чистоте голос самого художника, рассказывающего о себе в окружающем его мире. Но эта личная тема у актера бывает гораздо сложнее опосредствована в его художественных созданиях, чем у поэта. В этом отношении постоянных персонажей актера вернее было бы назвать его «спутниками». Они рождаются в душе своего создателя, составляя плоть от его плоти, кровь от его крови, а затем принимают на себя облик другого человека и начинают двигаться по собственной жизненной орбите.

В отличие от одного «лирического героя», сопровождающего поэта на протяжении всей его жизни, «спутников» у актера бывает много, хотя все они сохраняют нерасторжимое духовное родство с ним. Актер, подобно поэту, ведет свой монолог, обращенный со сцены в публику, но это — монолог «в лицах».

Критика 30‑х годов справедливо отмечала, что бабановские «спутники» — это дети, не столько по возрасту, сколько по своей непосредственности, нетронутой чистоте и цельности их натуры. И это «детское» Бабанова открывает не только в своих подростках, но и у взрослых персонажей. Они у нее тоже оказываются детьми, хотя и прошли иногда тяжелую школу жизни.

Но они совсем не инфантильны — эти бабановские героини и герои. Их детскость идет от удивительной душевной чистоты, от простодушия и прозрачной ясности их мироощущения. В них нет ничего от того, что мы называем детской наивностью и что по театральной традиции обычно считается достоянием актрис на амплуа инженю или травести.

Это — персонажи драматические, невольные участники жестокой жизненной борьбы. А многие из них, даже такие юные, как Бой из пьесы «Рычи, Китай!» или четырнадцатилетний Гога из «Человека с портфелем», уже знают жизнь с ее трагической изнанки. На их короткую долю пришлось достаточно страданий.

Все они родились в эпоху великих социальных потрясений, когда жизнь человечества менялась в своих вековых основах. И в каком бы обличье они ни появлялись на театральных подмостках, это время стоит за их плечами и определяет их судьбу в зрительном зало. Иначе они не вызывали бы такого пристального внимания у современников.

И, несмотря на кажущуюся хрупкость и беззащитность, в них живет большая духовная сила, позволяющая им с неожиданной стойкостью переносить самые тяжелые жизненные испытания и защищать нерушимую цельность своей натуры хотя бы ценой жизни, как это сделал бабановский Бой из пьесы С. Третьякова.

Бабанова любит своих театральных «детей» и отдает им от себя лучшее, что имеет. Поэтому-то ей никогда и не удавалось стать «прокурором» по отношению к ним. Это значило бы поднять руку на самое себя, на самое дорогое, что у нее есть. Бабанова должна всегда сочувствовать своим персонажам и находить им оправдание. Если роль не давала ей возможности это сделать, актриса в таких случаях терпела неудачу, как это было с бездушной прожигательницей жизни Ритой Керн в «Воздушном пироге» Б. Ромашова, хотя сама роль целиком лежала в границах театрального амплуа Бабановой.

Такими были спутники Бабановой, вышедшие вместе с ней на театральные подмостки в первые годы революции и остававшиеся ей верными на протяжении всей ее актерской биографии.

За эти долгие годы многое менялось вокруг них в самой жизни. Менялись их судьбы, формы участия в жизненном процессе и драматические конфликты, возникавшие на их пути или рождавшиеся в их собственной душе. Но основные черты их человеческого характера оставались неизменными.

С этим своим сложившимся характером бабановские спутники перешли в 30‑е годы, когда революция делает крутой поворот в своем стремительном движении и жизнь страны находит новые, еще неразведанные русла.

Старый мир, еще вчера бросавший свою черную тень на «детей» Бабановой и во многом определявший их жизненный путь, все дальше отходил назад, отодвигался в глубь истории. И тема высвобождения от прошлого, такая острая в первое десятилетие революции, занимавшая такое значительное место в литературе и в театре 20‑х годов, уходит на второй план, а вскоре и совсем сходит на нет.

В ту пору эта тема, характерная для ранней Бабановой, исчезает из ее творчества и перестает тревожить души ее спутников. Призраки прошлого оставляют их. Их внутренний мир высветляется, теряет обостренный драматизм. Их взгляд становится менее напряженным, а на лицах часто появляется улыбка, которую