Расцвет и упадок цивилизации (сборник) - Александр Александрович Любищев
Шрифт:
Интервал:
Сейчас уже считается неприличным чрезмерное восхваление Ивана Грозного, разрешается даже его критиковать, но новые моральные принципы нашего вполне построенного социалистического общества закрепились достаточно прочно.
«Кто не работает, тот не ест» считается социалистическим принципом. Но ведь в христианском мире нищенство считалось обязательным атрибутом общества. «Аще хочешь совершен быти, раздай имущество свое нищим и вслед за мной гряди», и прогрессивные критики буржуазного общества говорили, что свобода в капиталистическом мире мнима, так как рабочий в силу голода должен продавать свою рабочую силу, – экономическое рабство.
В мире есть царь, этот царь беспощаден.
Голод – названье ему.
Но если в христианском обществе власть Царя-голода смягчалась допустимостью нищенства, Царь-голод был ограниченным монархом, то в нашем «социалистическом» обществе ему придана поистине неограниченная власть, его сделали абсолютным деспотом.
Вместо защиты человеческой личности с момента ее зачатия – полное разрешение и даже поощрение абортов: возвращение к дохристианским и домагометанским временам на повышенном основании, так как успехи медицины сделали эту операцию безопасной, гиппократова клятва, что врач может работать только для сохранения человеческой жизни, но не для ее уничтожения, позабыта, а тоталитарный строй побуждает выполнять врача палаческие функции даже в случае отвращения к этому под риском апелляции к самодержавному Царю-голоду.
«Экспроприируй экспроприаторов», «грабь – награбленное» – эти лозунги двигали многих, примкнувших к истинным революционерам, движущим началом которых была любовь к угнетенным. Семя попало на благодатную почву и новое поколение, воспитанное вне влияния отсталых религиозных бабушек (вспомним бабушку Горького), вообще потеряло чувство собственности (кроме, конечно, чувства к собственным вещам). Упадок нравственности и рост преступности в Западном мире неоднократно освещается в нашей прессе, и вызывает справедливую тревогу и на Западе. У нас общая статистика преступлений строго засекречена, как и многое другое, но некоторые факты прорываются.
В местной газете «Ульяновская правда» печатались заметки о похищении телефонных трубок в автоматах. В 1967 году было похищено более 400 штук и корреспондент выражал тревогу и призывал к борьбе с этим явлением. В 1968 году оказалось похищенными уже более 600 трубок, т. е. по данному виду преступность возросла за год на 50 %. Надо принять во внимание, что во всем Ульяновске имеется немногим более 200 телефонов-автоматов. Привлеченных к ответственности оказалось несколько человек. Преступление явно не вызвано экономическими соображениями. По-видимому, часто трубки воруют для извлечения деталей, нужных для постройки самодельных радиоприборов: цель почтенна, средства никуда не годны.
Но мы позабыли старый, нередко приводимый как пример упадка буржуазной морали, лозунг: «цель оправдывает средства». Вместо него фактически проводится в жизнь другой, более ужасный: «цель освящает средства». Коммунистическая мораль освящает все, и, как указывал Ленин в одном высказывании, морально то, что способствует успеху социалистической революции[154]. Предательство во имя революции почтенно: Павлик Морозов, генерал в «Мертвой зыби»[155], предавший своих прежних товарищей. Будь шлюхой во имя революции: Барабанщица,[156] «Смерть зовется Энгельхен»[157], «Он бежит из ночи» бр. Тур. Вместо страшных слов Данте «Тот негодяй, кто жалеет осужденных Богом», проводится в жизнь еще более страшный лозунг, что нельзя жалеть и жен, и детей противников революции. В «Поднятой целине» Шолохова, преподносимой сейчас как образец социалистической идеологии, неважным революционером считается Разметнов, сохранивший гуманность и жалеющий несчастных детей раскулаченных. Давыдов, считающийся образцом революционеров (почему-то Шолохов изображает этого образцового революционера с порнографической татуировкой на груди), резко осуждает слабость Разметнова и ссылается при этом на судьбу своей сестры, которая вступила на скользкий путь из-за нужды. Ну а уж Нагульнов, тот гнушается «бабской» работы, но зато считает за лучшее удовольствие «рубать беляков» – вот это уж революционер что надо. «Черные жабы» революции съели «белые розы»[158], и это, видимо, закономерно;
6) отношение к культуре, науке и искусству. Чистый платонизм, подчеркивающий родство христианской и эллинской культуры, выражен в знаменитом начале четвертого Евангелия: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». И высокое значение этих мыслей ясно уже из того, что именно этот текст (и притом, по возможности, на разных языках) читается во время самой торжественной службы на Пасхе. Последняя Цитадель эллинской культуры, Александрия, была одновременно и местом деятельности иудейского философа, Филона Александрийского[159], развивавшего тоже восходящее к Гераклиту учение о Логосе. Но потом произошло расщепление. Линия, сохранявшая связь христианства с эллинской культурой и имевшая в числе своих представителей Августина, Оригена, Климента Александрийского[160] и далее, вплоть до Фомы Аквината[161], реабилитировавшего Аристотеля, и Николая Кузанского[162], не прекращалась, но наряду с этим, в значительной мере под влиянием преследования христиан, возникла другая линия, почитавшая всю эллинскую культуру греховной и порожденной дьяволом: св. Татиан[163], Тертуллиан, Кирилл Александрийский и мн. другие. Эта последняя линия приобрела большое значение в Византии на Востоке: закрытие Юстинианом[164] Платоновской академии в Афинах. В Москве изучение эллинской премудрости, как правило, считалось греховным.
То же и в отношении искусства. Христианство, имея эллинские и иудейские корни, совмещало отношение к искусству этих двух идеологий. Всякое изображение людей как скульптурное, так и живописное – считалось у евреев идолопоклонством. В христианстве мы имеем широкий диапазон: и живопись, и скульптура у католиков (но скульптура была и у православных: я видел скульптурные изображения святых и в Новгородской губернии, и в Перми), только живопись у православных, ни того, ни другого у протестантов. Такое же разнообразие и в отношении звуков. И пение, и инструментальная музыка (орган) допускаются католической церковью и музыку месс пишут даже протестанты (И. С. Бах).
Православная церковь считает введение оргáна чрезмерной красотой и это понятие «чрезмерной красоты» иногда прилагается даже к православным службам и одним из оснований для введения в посты так называемой «преждеосвященной», сокращенной, литургии приводится: «чтобы торжеством полной литургии не нарушить строгости поста». Протестанты сохранили орган, но борьба с «чрезмерной красотой» свойственна духу протестантизма
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!