Ложь, которую мы крадем - Джей Монти

как он причиняет кому-то боль. Кто-то, кто преуспевал в беде, больше всего не стал бы даже пытаться.

Мне больше не нужно было быть вором, но это не означало, что я должна была отказаться от образа жизни. Это не означало, что я должна была довольствоваться скучной жизнью без приключений.

Руки отрывают его от лежащего на земле человека, тянут вверх, понадобилось семь человек, чтобы только остановить его. Даже тогда казалось, что он позволил им остановить себя, если бы он хотел, он мог бы продолжать, пока вся толпа не начнет дергать его за кожу.

Тем не менее, Рук крадет внимание почти у всех, его победный круг состоит из того, что он отрывает переднее колесо своего велосипеда от земли, катаясь на заднем колесе вверх и вниз по трассе. Лира прячет лицо, когда он кладет обе ноги на спинку сиденья, стоя прямо на мотоцикле, продолжая ездить на нем.

Когда я оглядываюсь на Алистера, его нигде нет.

Ночь становится холодной, пока мы сидим здесь еще тридцать минут, наблюдая за скачками, драками. Почти все впустую их задницы в этой точке. Как только мы с Лирой встаем, чтобы уйти, Тэтчер и Сайлас делают то же самое.

— Следишь за нами? Я подозрительно выгибаю бровь.

— Стечение обстоятельств. Тэтчер отвечает.

Мы вчетвером выходим со стадиона, они идут в другом направлении, чем мы. Остановка, чтобы сходить в туалет, прежде чем мы пойдем к машине Лиры. Прогулка короткая, мы много разговариваем, чтобы согреться.

Я вижу ее машину в нескольких футах от меня на одном из парковочных мест, а еще через несколько мест я вижу Алистера, прислонившегося к капоту своей машины и разговаривающего со своими друзьями. Я замечаю сильное покраснение на его костяшках пальцев, некоторые из них кровоточат. Он все еще без рубашки после драки, поэтому трудно не смотреть.

Зная, что я должна игнорировать его и просто сесть в машину с Лирой, я знаю, что должна просто уйти, но я не могу. Что-то внутри меня просто не даст мне уйти, пока я ему что-нибудь не скажу.

— Я скоро вернусь. — говорю я Лире, обхожу ее машину и направляюсь в его сторону.

Рук первым замечает меня, ухмылка на его лице вызывает у меня желание дать ему пощечину. Румянец окрашивает мои щеки, когда я начинаю думать, сказал ли он им, что мы сделали? Боже мой, они все знают, что мы сделали?

Внезапно я чувствую себя еще более незащищенным в этом ночном воздухе, и сильное желание поджать хвост и сократить свои потери, но я не могу сделать это теперь, когда один из них заметил меня.

Они все начинают двигаться, поворачиваясь ко мне лицом, это самые неловкие пятнадцать секунд в моей жизни, когда мы все стоим и смотрим друг на друга. Мои глаза отказываются даже смотреть в сторону Алистера, потому что я знаю, что он, вероятно, ухмыляется.

— Ну, это наши бойцы. Рук хлопает их по спине, глядя на Алистера: с днем рождения, чувак.

День рождения?

Они начинают уходить, когда я засовываю руку за спину, нервно держась за рубашку.

— Сегодня твой день рождения? Кажется, это лучший способ перейти к разговору с ним. Я не могу начать с того, что скажу: — Эй, наблюдая, как ты бьешь кого-то по лицу, меня это разозлило и обеспокоило, потому что я думаю, что меня привлекают опасные вещи.

Он кивает, нажимая кнопку на своем телефоне, чтобы показать время: — По крайней мере, три минуты назад.

— У тебя сегодня не будет вечеринки с друзьями и половиной города? Это шутка, которая должна была поднять ему настроение, но, видимо, не удалась.

Сняв рубашку с капюшона, натянув ее через голову, прежде чем посмотреть мне в глаза: — Я не праздную это.

Серьезность давит на его плечи, его тон ровный.

— Да ладно, тебе сколько, девятнадцать? Это закон, что ты не должен возненавидеть свой день рождения, по крайней мере, до сорока лет.

Он усмехается, и с его губ слетает короткий смешок: — День рождения — это празднование дня, когда ты появился на свет, верно?

Я киваю.

— Зачем мне праздновать это, если я не хочу появляться на свет?

Загадка того, кем на самом деле является Алистер Колдуэлл за всей его бравадой, продолжается. У меня были только его части, те, которые я получил, наблюдая за ним и будучи на его плохой стороне.

Я знал, что он зол. Что он до самой смерти был верен тем трем мальчикам. И каждый раз, когда о его семье говорили, он избегал этого.

Когда я росла, моя жизнь была дерьмом, это было тяжело, но я никогда не хотела покончить с собой. Я никогда не хотела быть здесь. Чтобы кто-то захотел этого, ему нужна причина, и чертовски веская.

Он был загадкой, а для любопытной девушки он криптонит.

— Татуировка на бедре. Я уже видела её раньше, у Сайласа тоже есть, не так ли? Я меняю тему, надеясь собрать еще один кусочек его головоломки.

Медленно он приподнимает край своей футболки, обнажая монету со скелетом на лицевой стороне. Я щурюсь, читая слова, написанные сверху и снизу,

— Признайся, Стикс Ферриман. Я читаю вслух.

Не задумываясь, мои пальцы вытягиваются сами по себе, касаясь чернил на его коже.

— Это обол Харона. Во многих культурах существуют мифы о том, что у вас должна быть монета, чтобы заплатить паромщику, который доставляет души из страны живых в страну мертвых. Вот почему некоторые люди кладут монеты на глаза умирающим.

— Как река Стикс в греческой мифологии, — отдергивая мою руку, — так почему у вас двоих одна? Я сомневаюсь, что кому-то из вас не хватает монет, когда придет время.

Его рубашка спадает, снова закрывая татуировку: — У всех нас есть татуировка. Таким образом, мы сможем подкупить наш путь обратно друг к другу. Даже в смерти.

Я никогда раньше не видела такой преданности. Я слышала об этом, когда люди говорили о лояльности, они объясняли это так, но на самом деле никто из них этого не делал. Не так, как они.

Они умрут друг за друга в мгновение ока, и это было очевидно во всем, что они делали. Как будто все осколки сами по себе идеально подошли друг к другу. Они могли вместе совершенствоваться в темноте, защищая друг друга там, где никто не пытался причинить им вред.

Я подумала