Первая дочь - Эми Хармон

У Дагмара ослабели ноги, и он сделал движение к алтарю, на котором лежал младенец. Чувства благодарности, вины и скорби, соединившись, заставили его опуститься на колени. Он не рассказал мастеру всего, а Айво только что скрепил слова Дездемоны кровью на челе ребенка.

– Забирай его. Устраивайся. Обязанности твои, хранитель Дагмар, останутся прежними – с ребенком или без него. Будем молиться, чтобы он приспособился к жизни на горе. Если нет, ему… и тебе… придется уйти.

* * *

Байр плакал только по ночам, когда в храме было темно и тихо, и крик младенца, разносясь по коридорам, заставлял хранителей, живущих в одном крыле с Дагмаром, возмущенно твердить, что храм не место для сирот. Днем Байр спал, хлопал глазами, гукал, дрыгал ножками. А вот ночи в чистой келье с каменными стенами и узкой кроватью выпадали тяжкие.

Из бочонка Дагмар смастерил колыбель, но в темноте ребенок не желал засыпать и не успокаивался, пока его не брали на руки. Дагмар боялся сомкнуть глаза; ему казалось, что он тут же заснет и уронит младенца. После первой недели такой жизни Дагмар настолько выбился из сил, что заснул прямо на полу с ребенком на груди. Оба спали так крепко, что Дагмар сдался, и с этого дня малыш спал с ним на куче соломы, а кроватка стояла пустой.

Очень рано потеряв мать, Дагмар понятия не имел, как женщины ухаживают за детьми. Малыш был лишен материнской груди – и питающей, и успокаивающей ребенка; Дагмар не знал ни колыбельных песен, ни добрых сказок. Голос у него был грубый и басовитый, руки – большие и неловкие, но сердце обливалось кровью от жалости. Ребенок, такой беспомощный и невинный, смягчил что-то в его сердце.

Женщина из королевской деревни, недавно отнявшая своего ребенка от груди, согласилась трижды в день приходить к стене, окружавшей храм, и кормить Байра, но этого не хватало, и малыш не наедался досыта. Дагмар изготовил из овечьей кишки соску и между визитами селянки подкармливал Байра козьим молоком, усиливая его питательные свойства молитвой. Он просил у богов силы и выносливости – чтобы ночью руки не ослабели и он не уронил ребенка, чтобы малыш не будил братию, чтобы его неопытность не закончилась бедой.

Поначалу остальные хранители недовольно хмурились, усложняя жизнь Дагмара, но после первых бессонных ночей примирились с присутствием в их среде ребенка. Не единожды он замечал, что даже старшие хранители улыбаются мальчику и делают ему «козу» в те моменты, когда им казалось, что их никто не видит. Все хранители Сейлока являлись членами исключительно уважаемого братства, но никому из них не суждено было стать отцом, и малыш давал им возможность ощутить то, чего они были навеки лишены.

Чтобы освободить руки, Дагмар сшил что-то наподобие переметной сумы. Теперь, куда бы он ни шел и какими бы делами ни занимался, его сопровождал сидящий в сумке Байр. С ребенком на груди Дагмар изучал обращение с рунами, начинал свой день песнопением, а Байр слушал, широко раскрыв глаза и шевеля губами. Дайр исполнял работы по хозяйству, включая доение окаянных коз. Все это время он таскал мальчишку с собой в суме. Впрочем, тот быстро из нее вырос.

Малыш обладал неуемным любопытством. Уже через несколько месяцев Байр стал ерзать и вертеться, требуя, чтобы его отпустили. Он успешно освоился в храме, начал ползать по каменным полам и булыжной мостовой во дворе. Вскоре он научился подтягиваться на руках и попадал в неприятности, подползая, хватая и таща все, до чего дотягивались его пухлые ручки. Один из хранителей – любитель пожаловаться – клялся, что проказник вырвал из его бороды клок волос. Мастер удивлялся силе рук и ног малыша и собрал весь анклав посмотреть, как Байр лезет на корявое дерево, уже сотни лет украшавшее внутренний двор храма.

– Это необычно для столь маленького ребенка, не так ли, хранитель Дагмар? Ему еще нет и шести месяцев! Что это – козье молоко или дар богов? – Айво восхищался, а Дагмар только удивленно и беспомощно смотрел, снова совал племянника в суму, передвинув ее со спины на грудь, и добавлял в свои молитвы просьбу о том, чтобы Байр пережил хотя бы первый год своей жизни и совладал с силой, которой мать благословила – или прокляла – его.

В восемь месяцев Байр пошел. И не просто пошел. Он бегал, лазал, прыгал и падал – крошечный мальчонка с силой и ловкостью детей втрое старше него. Крепкие ноги и сильные руки Байра редко оставались в покое. К году он догонял и ловил цыплят, тут же отпуская их. Сердитому петуху игра не нравилась, и он спасался, взлетая на крышу курятника, за пределы досягаемости детских рук.

Байр разочарованно смотрел на петуха. Ему хотелось, чтобы яркая птица спустилась. Но наступил день, когда мальчику надоело ждать. Не успел Дагмар отвернуться к овощной грядке, за которой ухаживал, как малыш вскарабкался на забор и полез по гребню, не сводя глаз с обозленного петуха. А еще через год он снял перепуганную кошку с крепостного вала в замке. Лазая по стенам и бегая по крышам, он никогда не оступался и ни капли не боялся.

Постоянно опасаясь за ребенка, Дагмар старался всегда держать его в поле зрения, а по ночам даже привязывал Байра к себе, чтобы сорванец не мог ускользнуть незамеченным и заняться своим излюбленным делом – лазанью по каменным лестницам, открытым окнам и стенам, отделявшим территорию храма от королевского замка.

Дагмар изобразил запрещающие и охранительные руны на двери в келью и под окном. Он чертил их на балках потолка над головой, на камнях пола под ногами, и ладони его покрылись струпьями и язвами от постоянных кровопусканий.

– Боги благоволят к этому мальчику, – пожурил верховный хранитель Дагмара, посмотрев на его руки. – Норны показали мне нити его судьбы, из которых они свили длинную красочную бечеву, и она, как река, тянется вдаль и теряется из виду. Он не погибнет. Прекрати писать руны кровью, брат. Ты только ослабляешь себя. Мальчик всех нас переживет.

Но Айво не убедил Дагмара.

– Он почти не издает ни звука. Не лепечет, как большинство детей. Байр замечательно развит телесно, но совсем не говорит. Его сила намного превосходит развитие разума, – беспокоился Дагмар. – А сила без мудрости опасна.

– Слишком мал еще, – возражал Айво. – Научится. Он многое понимает. По глазам видно, что голова у него работает.

Дагмар только беспомощно кивал, но продолжал рисовать руны и заключать сделки с богами.

В ОБЫЧНОМ СМЫСЛЕ НАЗВАНИЯ у нее не было. Ее именовали просто – «королевская деревня». Раскинувшись у подножия Храмовой горы, она протянулась во всех направлениях мили на три. Наверху огромной просторной горы, или скорее холма, поднимались к небу шпили храма, а рядом, точно так же парящий на фоне неба и величественный, расположился замок короля. Храм не случайно стоял выше, и не без умысла оба сооружения находились на одном холме, хотя скорее это было плато, потому что верхнюю часть срезал сам Один, а Тор выровнял ее своим молотом. Хранители Сейлока не указывали королю и не вмешивались в управление королевством. Они были просто смотрителями, противовесом королевской власти, и им вменялись в обязанности выбор короля и передача его власти и полномочий. Когда король умирал, корона не переходила к его сыну или дочери. Она не передавалась его наследникам или его клану, а перемещалась из клана в клан – из Адьяра в Берн, из Берна в Долфис, из Долфиса в Эббу, из Эббы в Йоран, из Йорана в Лиок, из Лиока снова в Адьяр. Корона переходила к тому представителю клана, которого выбирали боги… и хранители.