Мой спаситель - Глиннис Кемпбелл

Он с трудом дополз до твердой земли, выпрямился и протиснулся сквозь кольцо зрителей. Глядя поверх голов торговцев, он сразу же заметил девушку, удалявшуюся легкой походкой, беззаботную, как птичка.

Сунув монету, которой она его отблагодарила, в грязную ладошку первого попавшегося беспризорника, он последовал за ней. Должно быть, его глаза столь красноречиво отражали бушевавшую в душе ярость, что прохожие поспешно уступали ему дорогу.

Не подозревая о разгневанном преследователе, Лине с легким сердцем спешила к рядам, где расположились торговцы шерстью. Она поздравила себя. Вновь она оказалась победительницей. В очередной раз она справилась со взрывоопасной ситуацией с достоинством настоящей леди.

По крайней мере она ощущала себя леди. До того момента, когда кто-то грубо схватил ее за рукав накидки и так резко развернул, что она вновь едва не потеряла свою драгоценную ткань.

Она увидела сапфировые глаза, полные ярости, и испуганно ойкнула. Еще никогда ей не доводилось видеть такой неприкрытой ярости, обращенной, к тому же, на нее. Даже в черных глазках-бусинках Эль Галло она не приметила такого бешенства.

— Дамочка, — выпалил цыган, — мне кажется, вы мне кое-что задолжали.

Ее страх сменился отвращением и даже презрением. Наверное, ей следовало быть умнее и догадаться обо всем с самого начала. Мужчины, подобные этому цыгану, всегда и всем недовольны. Отец предупреждал ее об этом. Если вы даете крестьянину одну монету, он тут же протянет руку за второй. С содроганием она взглянула на грязное пятно, которое этот мужчина оставил у нее на рукаве, и тяжело вздохнула.

— Полагаю, я ошиблась, ожидая встретить рыцарское достоинство у представителя низшего класса, — надменно произнесла она. — Я дала вам фартинг, и это все, что я намереваюсь вам дать.

— Фартинг! — проревел цыган, чем привлек нежелательное внимание проходивших мимо торговцев. Одарив их хмурым взглядом, он, впрочем, понизил голос. — Ваши деньги меня не интересуют.

Она спокойно смотрела в эти разгневанные голубые глаза. Для крестьянина он был непозволительно красив, решила она, или, во всяком случае, должен быть красив под всей этой грязью и лохмотьями…

Она нахмурилась, а потом ухмыльнулась.

— Вероятно, вам стоит купить себе новую бороду.

Руки цыгана непроизвольно взлетели к бороде, вернее, к тому, что осталось от его накладной бороды. Когда он обнаружил, в каком плачевном состоянии она пребывает, то злобно сорвал ее.

Лине поморщилась — наверное, ему стало больно. Мужчина выругался, швырнув бороду в грязь и растоптав ее каблуком, словно это была какая-то волосатая противная гусеница.

Больше она не могла сдерживаться. Глядя на его перепачканное грязью лицо, сердитые глаза-щелочки, она неприлично громко расхохоталась. Шляпа цыгана куда-то исчезла, а некогда роскошные волосы были перепачканы грязью. Плащ сбился назад, а на плече его простой льняной туники зияла огромная прореха. К ее неудовольствию, сквозь дыру были видны прекрасные мышцы, ритмично сокращавшиеся в такт его дыханию.

— Пойдемте со мной, — повелительно рявкнул он, понимая, что их перебранка привлекла пристальное внимание торговцев.

Он развернулся и зашагал прочь, вероятно, не сомневаясь в том, что она последует за ним. Она же не двинулась с места, наблюдая за удаляющейся фигурой с насмешкой и презрением. Этот мужчина явно привык повелевать, потому что ее упрямое нежелание подчиниться ему привело его в ярость. Он резко развернулся, сжав губы в зловещей ухмылке, подошел к ней. Неожиданно, как атакующая змея, он выхватил у нее из рук драгоценную шерсть. Широко осклабившись, он принялся раскачивать сверток у нее перед глазами, поддразнивая ее.

— Нет! — выдохнула Лине и предприняла неудачную попытку вновь завладеть тонкой материей.

Цыган вовремя отдернул руку, гнусно скалясь над ее безуспешными стараниями.

— Пойдемте со мной, — повторил он.

Она поклялась, что ему придется гореть в аду за свое поведение. Она уже готова была закричать и призвать на помощь власти. Но последнее, чего ей хотелось, — это привлекать внимание других членов Гильдии, взывая о помощи. Только не сейчас, только не в первый год ее самостоятельной жизни в качестве торговца шерстью. Бормоча под нос проклятия, она последовала за ним. Они покинули ярмарку и углубились в близлежащий лес.

Деревья заглушали ярмарочный шум, но Лине знала, что ее сотоварищи по Гильдии услышат ее, если ей понадобится помощь.

— Теперь я могу получить обратно свою ткань? — спросила она настолько вежливо, насколько могла.

— Только после того, как я получу свою плату, — отозвался цыган, небрежно перебросив шерсть через грязное плечо.

Она прикусила губу, сдерживаясь из последних сил.

— Я дала вам фартинг, — ядовито заметила она. — И больше от меня вы ничего не получите, грязный мошенник.

— Я уже сказал, — настаивал он, — меня не интересуют ваши деньги.

Ей стоило больших усилий сохранить на лице маску непробиваемого спокойствия. Святой Боже, если бы только отец был жив и видел ее в эту минуту…

— А какой еще платы вы ожидаете? — поинтересовалась она, с содроганием подумав о том, что он может иметь в виду. В конце концов, он был мужчиной. Но если он думает, что сможет положить свои огромные грязные лапы на…

Он высокомерно выпрямился и посмотрел на нее сверху вниз.

— Извинений, — невозмутимо заметил он, — и маленькой благодарности.

Его ответ несказанно удивил ее.

— Что? — переспросила она.

Он кивнул.

— Вы выставили меня на посмешище. Это неподобающий поступок для леди. Я рисковал своей шеей ради вашей… вашей…

— Моей ткани, — закончила она, теперь уже совершенно сбитая с толку. — Зачем вы рисковали своей шеей? Только ткач или красильщик мог бы догадаться о ее истинной стоимости, а вы, совершенно очевидно, ни тот ни другой. Но даже если вы предположили, что в свертке находится слиток золота или блюдо с тартинками…

— Или ребенок. — Он уставился на нее обвиняющим взглядом.

— Ребенок… — Она с ужасом взглянула на него, прижав руку к груди. Святой Боже, неужели он решил, что в свертке ребенок? Неудивительно, что он так рисковал собой, бедный дурачок. Ребенок!

Уголки ее губ дрогнули, и, как она ни пыталась, не могла сдержать смех. А начав смеяться, естественно, уже не могла остановиться. Всякий раз, когда она бросала взгляд на цыгана, судя по выражению лица, решившего, что она окончательно лишилась рассудка, ее снова разбирал приступ хохота. Как будут веселиться члены Гильдии, подумала она, когда она расскажет им эту удивительную историю о «спасении» ее шерсти!

Цыган явно не разделял ее веселья и принялся спокойно и размеренно вытирать свои перепачканные в грязи руки о ее чистые серые юбки.