Брак поневоле - Барбара Картленд

– Конечно, я люблю тебя, Анастасия, – тихо произнес он. – Я ненавижу и презираю тебя за то, как ты со мной поступила. Ты околдовала меня, связала по рукам и ногам и сделала самым несчастным человеком на свете. Но, слава Богу, я больше не твой раб. Когда я сегодня увидел тебя, я испугался, что ты снова сможешь причинить мне боль. Рана, которую ты нанесла мне, еще слишком свежа, чтобы я мог забыть о ней. Но, к счастью, того чувства, которого я так боялся, больше нет. Ты прекрасна, ты еще прекраснее, чем прежде. Богатство к лицу тебе, дорогая. В отличие от меня, твой супруг сумел вставить прекрасную картину в очень дорогую раму.

– Но, Хью-го, что ты мог дать мне, кроме своей любви? – спросила Анастасия.

– А тебе этого было недостаточно, не правда ли? – сказал он с кривой усмешкой, которой прежде она у него не видела.

Он отвернулся и налил себе еще шампанского.

– Итак, Анастасия, о чем же мы будем говорить? – произнес он, и было видно, что он полностью владеет собой. – С прошлым покончено, будущего у нас с тобой быть не может, а что касается настоящего, могу лишь еще раз сказать тебе, что ты изумительно красива, и эта диадема, которая, должно быть, стоит не одну тысячу фунтов, очень тебе к лицу.

– Остановись, Хью-го, или я возненавижу тебя! – воскликнула Анастасия.

Она подняла руки, сняла диадему с головы и без сверкающих камней, которые отвлекали внимание от ее обольстительных глаз и манящих алых губ, стала казаться моложе и еще привлекательнее. Она небрежно положила диадему на стол и подошла к Хьюго.

– Нам столько нужно обсудить, о стольком поговорить, – мягко начала она. – Не о прошлом, здесь ты совершенно прав, и не о будущем, а о настоящем. Мы снова вместе, и что бы ты ни думал, я уверена, между нами существуют неразрывные узы, и ты не можешь этого отрицать.

– К чему все это? – спросил Хьюго. – Ты не изменилась, Анастасия. Тебе всегда хотелось именно того, что трудно было получить. Теперь, когда у тебя есть все – деньги, положение в обществе, влияние, – тебе хочется по-прежнему владеть мной. Нет, слишком поздно, я больше не твой раб и не примчусь, когда тебе вздумается поманить меня пальцем, не брошусь униженно к твоим ногам, выпрашивая милостей, которыми ты можешь одарить меня, если я сумею угодить тебе, и которых ты можешь меня лишить, как только тебе покажется, что я их не заслуживаю. Я теперь свободен, Анастасия, хотя до сегодняшнего вечера и сам не знал об этом.

– Ты уверен?

В этом вопросе не было ни досады, ни раздражения, одно лишь любопытство. Хьюго понял, что, наверное, давно никто откровенно не говорил с этим прелестным, избалованным и испорченным до мозга костей созданием.

– Допустим, – предположила Анастасия, подходя ближе к нему, – ты снова обнимешь меня и поцелуешь с прежним пылом? О, каким сильным, одержимым… даже грубым ты иногда бывал! Разве тогда ты мог оставаться таким равнодушным? Можешь ли ты смотреть на меня с тем безразличием, которое я сейчас слышу в твоем голосе, но совсем не уверена, что вижу в твоих глазах?

Хьюго поставил свой фужер с шампанским на столик.

– Послушай меня, Анастасия, – начал он. – Я вовсе не являюсь другом твоего мужа, я с ним едва знаком, поэтому у меня нет обязательств там, где дело касается его чести. Но, хотя это может показаться тебе глупым, я никогда не стану соблазнять женщину в ее супружеской постели. Поэтому, хотя я и рискую показаться тебе невежливым, позволь мне пожелать тебе спокойной ночи. Иначе мы можем сделать то, в чем потом будем раскаиваться.

– Нет, Хью-го, мы ни о чем не пожалеем, – твердо сказала Анастасия. – Что же касается соблазнения в супружеской постели, то у меня больше нет мужа.

Она не двинулась с места, но Хьюго показалось, будто она приблизилась к нему, и он отступил на шаг.

– Что ты этим хочешь сказать, черт возьми? – спросил он.

– Только то, что тебе и так хорошо известно. Мой муж, лорд Уилтшир, старше меня на тридцать лет. Он гордится мной, дает мне все, что я только ни пожелаю, но он не особенно интересуется мной, как женщиной. Я для него – просто предмет роскоши, и если бы ему пришлось выбирать между мною и своими лошадьми, я не уверена, кого бы он выбрал.

– Это меня не касается, – резко ответил Хьюго.

Анастасия рассмеялась:

– Что с тобой случилось, Хью-го? Давно ли ты стал таким добродетельным? Твои многочисленные любовницы, та же леди Джерси, не поверили бы своим ушам, если бы могли слышать тебя сейчас. Что произошло с галантным кавалером, который норовил вскружить голову каждой встречной женщине, о чьих успехах у дам без устали сплетничали во всех гостиных? Мужчины никогда не меняются. Может быть, ты просто трус, пытающийся убежать, несмотря на все свои смелые речи?

– Нет, Анастасия, тебе больше не удастся приручить меня, – ответил Хьюго Чеверли. – Спокойной ночи, и катись к дьяволу. Ты сделала свой выбор пять лет назад. Слава Богу, в этом мире есть и другие женщины!

Он направился к дверям, но на пороге не удержался и оглянулся. Анастасия стояла у дальней стены комнаты, и Хьюго с удивлением обнаружил, что с одной стороны камина была отодвинута панель. Сквозь образовавшееся отверстие была видна лестница.

– Она ведет прямо в мою спальню, – пояснила Анастасия, увидев, куда направлен его взгляд. – Я обнаружила этот потайной ход, когда переехала в этот дом. Ты должен признать, что это чрезвычайно удобно.

Камилла стояла у окна и смотрела в сад. Сирень, белая и лиловая, была в полном цвету, розовые лепестки вишни трепетали на ветру, а жасмин наполнял воздух резким пьянящим ароматом.

Камилла почувствовала, что никогда не сможет вдоволь насмотреться на свой дом, который она так горячо любила. Завтра она уедет и покинет все, что ей было знакомо с детства, все, что составляло неотъемлемую часть ее жизни. Камилла попыталась преодолеть боль, которая сжимала ее сердце при одной мысли о разлуке.

Все это время, пока шла подготовка к отъезду, ей удавалось сохранять невозмутимый вид в присутствии отца. Она несколько раз ездила в Лондон, чтобы потратить целое состояние на платья, рединготы, шляпки, перчатки, туфли и сумочки. Некоторые из ее нарядов были столь великолепны, что Камилле казалось, она просто побоится их надеть. Однако эти туалеты были просто необходимы при том положении, которое она вскоре займет как царствующая княгиня.

Газ и кружева для вечерних туалетов, парча и атлас, бархат и шелк – теперь у Камиллы было все это великолепие, и в настоящий момент его упаковывали в большие кожаные чемоданы, с которыми она отправится в Мелденштейн.

«Я ненавижу все это, – подумала она, – Мне больше по душе мой старый выцветший муслин».

Тут же Камилла устыдилась собственной неблагодарности. Какая девушка ее возраста не пришла бы в восторг от такого сказочного приданого? Какая невеста осталась бы равнодушной при виде ее свадебного платья из белого атласа, отделанного настоящими брюссельскими кружевами, с длинным шлейфом, окаймленным горностаем, и диадемы, которая словно корона поддерживала старинную семейную кружевную фату.