Ваше Сиятельство 12 (+иллюстрации) - Эрли Моури

гибель империй, и даже рождение и гибель целых миров — все это не имеет смысла. Это сложно понять человеку, никогда не смотревшему достаточно долго на Бытье из Пустоты. И когда ты это понимаешь во всей глубине, и перед тобой встает вопрос: «А лично для тебя дальше то что?». А дальше вот что: у тебя есть лишь два взаимоисключающих выбора. Либо навсегда остаться в Пустоте и наслаждаться вечным покоем, как Хархан Тум, Жарсли или Будда; либо принять правила Большой Игры Бытья, стать ее частью, но на своих условиях, потому что ты уже знаешь, как вырваться из Колеса Перерождений. Да, ты вырвался, но от этого все вокруг не перестало быть бесконечной Игрой.

Я играю в эту игру честно. Я играю в нее всей душой. Я отдаюсь ей так, будто это вовсе не игра. Скажу более, я даже не часто вспоминаю, что это все игра. И я на самом деле всем сердцем люблю Ольгу Ковалевскую, люблю Элиз и Артемиду, хотя знаю, что любовь с точки зрения Вечности, лишь очень-очень мелкая игра, как бы не превозносили ее глупые поэты. Да, вот так все сложно и одновременно цинично. Для большинства людей противоречиво и даже непостижимо, особенно для тех, кто слишком погряз в Игре, которую некоторые в древности называли Майей. Не верите мне? Ваше право — живите дальше в своих возвышенных и пустых иллюзиях.

Что я мог ответить госпоже Бондаревой? Ведь объяснить все это в нескольких словах нельзя. Нельзя за дни, даже вряд ли за годы.

— Смотри в меня! — сказал я ей. — Смотри в мой ментал, я открою тебе всю глубину, куда ты так стремилась заглянуть. Ты же знаешь, там нет лжи и это нельзя выдумать, — выйдя на тонкий план, я очень осторожно снял слои своей защиты с некоторых областей. Это быль опасное действие для меня, потому как любой сильный менталист мог этим воспользоваться, но Наташе я доверял.

Прошло минут десять. Когда я глаза открыл, Бондарева замерла передо мной приоткрыв рот. Она была не одна. За ней стояла Артемида, и на кухне крепко пахло подгоревшим кофе — оно залило плиту.

* * *

Утром проблемы с парковкой возле Багряного дворца не было. Графиня не представляла сколько придется ей ждать аудиенции с императрицей и приехала пораньше. И как же хорошо, что Елене Викторовне вспомнилась ее хорошая знакомая — графиня Лескова, которая была в родственных связях с первым камердинером императрицы. Та любезно обещала помочь и пока Елецкая завтракала, порадовала ее сообщением:

«Приезжай, Лен! К десяти тридцати! Она сегодня вроде как принимает. Поставили тебя самой первой в списке. Но сразу говорю: это Глория! Она может все отменить».

Уже у входа во дворец Елецкую охватил огромное волнение. При живом муже она бывала здесь. Не слишком часто, но заходила с Петром. Даже к самому императору заходила, и все как бы без нервов, а сейчас… Сейчас все было иначе. И причина вполне понятна: с тем вопросом, который графиня собиралась задать Глории, можно не то, что попасть в ярую немилость, а кое-куда подальше, например, в Северно-островную губернию. Перед тем как войти во дворец, Елене Викторовне невыносимо захотелось закурить сигарету. Конечно, все это были нервы. Нервы, накрученные со вчерашнего вечера.

Если так разобраться, то даже лицезреть настоящую богиню, не каждая женщина вынесет без многократных приемов успокаивающих зелий и обращений к менталистам. Но Елецкая это вполне вынесла, и сейчас даже устояла перед соблазном покурить, еще раз собраться мыслями, верно построить разговор с Глорией. Хотя, сколько его можно строить? Строила несколько раз перед сном, даже записала кое-что в блокнот. Строила за завтраком, представляя, как все это будет происходить.

Кивнув лакеям у входа, Елецкая вошла в открытую для нее дверь и направилась в северо-западное крыло дворца. Под безжизненным взором мраморных статуй поднявшись по широкой лестнице, она свернула направо и скоро вышла янтарный зал. Еще полсотни шагов и перед графиней возникла дверь, сторожимая рослыми гвардейцами.

— Мне к императрице. Графиня Елецкая. Подавала прошение через камердинера, — сказала она.

Однако, гвардейцы как стояли молча и без движений, так и остались стоять. Только сейчас до Елены Викторовны дошло, что к ним с таким вопросам обращаться бессмысленно. Нужно ждать Льва Григорьевича, через которого продавала прошение Лескова или кого-то из иных камердинеров — кажется их имелось у императрицы пять. В зал заглянул какой-то мужчина в длинном фраке цвета бордо, что-то сказал себе под нос и исчез. За ним появился еще кто-то. Елецкая присела на диван, и принялась ждать, листая старые сообщения на эйхосе. На низком столике лежали свежие выпуски газеты «Дворцовые Вести» и какой-то журнал, графиня было протянула руку к ближайшей газете, но поняла, что не сможет отвлечься чтением — слишком громкие мысли проносились в ее голове. О Майкле, о том, что происходит сейчас с ним, и том Гера, так и не сказала, когда вернет Майкла. Но самыми громкими были мысли о ее сыне.

Елецкая лишь представляла, как он заходил в эту высокую, украшенную золотой резьбой дверь, и сердце ее заколотилось. Саша… Из еще недавно послушного юноши, он неожиданно быстро превратился в мужчину, играющего с самыми острыми опасностями в этом мире. Порою он поступает настолько неразумно, что Елецкую переполняло удивление и прямо-таки огненное возмущение. Но, с другой стороны, все, что делал ее Саша каким-то невероятным образом ему удавалось, и оказывалось вполне правильным. Именно поэтому, Елене Викторовне все чаще приходило на ум, что ей нужно чаще доверяться сыну, а хвататься изо всех сил за его жизнь и пытаться переделать ее на свой лад.

Елецкая глянула на часы — было всего лишь 9:53. До назначенного времени оставалось более получаса. Все-таки она слишком погорячилась, что приехала так рано. Встав в нетерпении с дивана, графиня прошлась по залу, подошла к окну, и стояла там, поглядывая в сад.

Неожиданно, высокие двери за ее спиной открылись. Было слышно, как гвардейцы щелкнули каблуками. Елецкая обернулась и увидела Глорию.

— Ваше Величество! — произнесла графиня и присела в глубоком книксене.

Императрица с безразличием глянула на нее, выпуская из покоев седовласого старичка. Но потом вдруг вернулась к ней взглядом и, нахмурившись, спросила:

— Вы, кажется, Елецкая?

— Да, ваше величество! Графиня Елецкая. Просила о вашей аудиенции по очень важному вопросу. Важному не только для меня! — подчеркнула Елена Викторовна,