Рузвельт - Рой Дженкинс

Несмотря на это, Элеонора была удивлена, польщена и даже смущена, когда через несколько месяцев ее жизнерадостный и утонченный дальний родственник Франклин начал оказывать ей сначала дружеские, а спустя некоторое время и романтические знаки внимания. Все началось во время поездки в поезде вдоль реки Гудзон в лето того года, когда она вернулась из школы. Чувство расцвело и окрепло той же зимой, и увенчалось тайной помолвкой следующей осенью 1903 года. Данное событие было засекречено — и оставалось таковым целый год по причине неприятия со стороны грозной Сары Рузвельт. Ее возражения, подкреплявшиеся аргументами о незрелости влюбленных, не были уж такими ad feminam [26]. Сара Рузвельт, даже за последующие тридцать восемь лет жизни, так и не научилась относиться к Элеоноре с должным почтением; ее отношение основывалось на ревности, вызванной необходимостью делить своего Франклина с кем бы то ни было. Похоронив супруга, Сара превратилась в маниакально — любящую мать. Следует признать, однако, что ее претензии к «молодости» супругов были не безосновательны. Элеоноре едва исполнилось девятнадцать, Франклину — всего двадцать один; он все еще учился на последнем курсе в Гарварде, не имея никаких четких представлений о том, какой род деятельности избрать своей профессией. К тому же он даже не начал обучение на юридическом факультете Колумбийского университета, которое предоставило бы ему базовую квалификацию в сфере юриспруденции. Сара бросила все свои силы на то, чтобы молодая пара забыла о своих чувствах друг к другу. В конце зимы 1904 года она отправила Франклина в пятинедельный круиз по Вест — Индии с товарищем из Гарварда, и, естественно, без Элеоноры. Не успели они вернуться, как Сара убедила Франклина связаться с приехавшим на время Джозефом Чоатом, американским послом в Лондоне при президенте Теодоре Рузвельте. Она тешила себя тщетной надеждой, что он предоставит Франклину место на дипломатическом поприще в трех тысячах милях от родины.

Она безуспешно искала помощи самого президента, который, услышав об этом возможном браке через восемь месяцев, с энтузиазмом поддержал молодых. Он благоволил к Франклину и был рад устроить судьбу Элеоноры, которую, из‑за алкоголизма ее отца и обоих дядей Холлов, могли счесть носительницей «дурной крови». Кроме прочего, Теодор Рузвельт был счастлив внести свою лепту в дело воссоединения всего семейства. Холлы также были довольны, хотя им было искренне жаль отпускать Элеонору из Тиволи, где она неизменно укрепляла неустойчивую психологическую атмосферу. В любом случае, стало очевидно, что на этом этапе намерение Франклина и Элеоноры было окончательным. Если уж Франклин решил противостоять своей матери в этом вопросе, то решение его было неоспоримым. Элеонора была беззаветно влюблена, хотя и не утратила присущей ей серьезности. Его письма были уничтожены ею, вероятно году в 1937–м, когда, перечитав их при подготовке материала для первого тома автобиографии, Элеонора посчитала их слишком болезненными для воспоминаний. Ее письма того времени сохранились и были проникнуты не только всепоглощающей любовью, но также «бабулиной» заботой (определение, данное им, близко перекликается с прозвищем детства, которое она получила за свое умение всех опекать) о его здоровье, работе, устремлениях. Ее романтические устремления не ведали границ, как видно из стихотворения Элизабет Барретт Браунинг, которое она, очевидно, продекламировала Франклину, когда тот делал ей предложение руки и сердца, и которое двумя днями позже записала для него в своем письме.

Это трогательное стихотворение, несмотря на мало изящную строку, — третью снизу, было и оставалось ее философией в отношениях между мужчиной и женщиной. Она никоим образом не подразумевала возможности физического или романтического влечения. Испытывала ли она сильную страсть к Франклину, даже на пике своей любви к нему, представляется весьма сомнительным. Но то, что Франклин вел жизнь, противоречащую ее кредо, нанесло огромную эмоциональную рану, хотя не ослабило ее товарищеской поддержки его в обществе. Вероятно, именно это стало причиной уничтожения его писем через тридцать пять лет после их написания, а также подвигло ее искать утешение в нескольких очень тесных однополых связях в 1930–е и 1940–е годы.

Остается загадкой, почему Франклин в начале 1900–х годов так сильно увлекся Элеонорой. Было бы ошибочно полагать, что в свои юные годы Элеонора не обладала физической привлекательностью. Она обладала изящной фигурой и грациозными движениями. Красивые волосы были хорошо уложены, манеры — весьма изящны, что, как говорят, привлекало мужчин в возрасте, менее расположенных к плотским утехам. Элеонора была похожа на кроткую лань, тогда как глаза ее и манера говорить выдавали ум и разносторонние интересы, что вряд ли распалило бы огонь страсти в молодых мужчинах. Несмотря на такой большой недостаток как отсутствие чувства юмора, она, помимо Франклина, привлекла внимание нескольких достойных кавалеров. Однако Элеонора мечтала видеть своим спутником только Франклина, но странным представляется иное — почему Франклин, на тот момент, по замечаниям некоторых свидетелей, весьма ветреный Прекрасный принц, пожелал ее. Джозеф Лэш в своем известном исследовании их отношений, опубликованном в 1971 году [28], отвечает на этот вопрос с прямотой, граничащей с наивностью: «Через материнскую заботливость», — пишет он, ссылаясь на переписку от ноября 1903 года. «Влюбляются ли Прекрасные принцы в юных бесконечно заботливых леди? Да, если под беспечным фасадом скрываются неуемные амбиции, для достижения которых необходима поддержка верного союзника, а не возлюбленной подруги».

В первые годы брака Элеонора представляла собой довольно ординарную молодую мать семейства из высшего света. С 1906 по 1916 годы она произвела на свет шестерых детей, пятеро из которых — одна девочка и четыре мальчика — выжили. Первый, Франклин Делано Рузвельт — младший, родившийся в 1909 году, прожил всего семь месяцев; вслед за ним появился Эллиот Рузвельт, а затем еще один Франклин Делано Рузвельт — младший, который появился на свет в 1914 году. В эти десять лет беременностей свекровь и тетя Элеоноры убедили ее отказаться от общественной работы, за которую она с энтузиазмом принялась после возвращения из Англии. Поскольку работа была связанна с урегулированием жилищных и других насущных проблем неимущего населения, Элеонора могла заразить свою молодую семью пролетарскими болезнями (туберкулезом). Она также была замечена в антисемитских суждениях, которые в то время активно высказывали представители общества белых англо — саксонских протестантов Нью — Йорка.