От Иерусалима до Рима. По следам святого Павла - Генри Воллам Мортон

Святой Стефан, святой Петр и святой Павел — вот три ключевые фигуры в христианской истории. Фигурально выражаясь, они освободили христианство из оков иудаизма и отправили новую религию завоевывать человечество.

В этом смысле Стефан является предтечей апостола Павла. Существует мнение, согласно которому святой Стефан — единственный, кто мог бы, подобно Павлу, стать апостолом неиудеев. При условии, конечно, что остался бы жив. Так и кажется, что яростный дух Стефана вернулся на землю и, вселившись в фарисея Савла, породил апостола Павла.

На момент кончины Стефана (а случилось это через несколько лет после Распятия Спасителя) юная христианская церковь все еще находилась во власти синагоги. В ту пору евреи, верующие во Христа, ничем внешне не отличались от всех прочих. Они, как и остальные, приносили жертвы в Храме, подчинялись Моисеевым законам, в том числе соблюдали религиозные праздники и посты. В Иерусалиме проживали примерно пять тысяч евреев-христиан. Они составляли христианскую общину, во главе которой стояли Петр и другие апостолы. В то время весь город гудел от слухов. Все обсуждали случившееся на Троицын день. На апостолов снизошел Святой Дух, и они обрели необыкновенные способности. Петр излечил несчастного, который был хромым от рождения, — засвидетельствовать это мог каждый, кто посещал Храм. На глазах у сотен людей творились самые настоящие чудеса, и творили их те, кто близко знал человека по имени Иисус Христос.

Первые апостолы, — писал доктор Дэвид Смит, — несомненно, были наделены даром творить чудеса. И это не обычная легенда или более поздние измышления. На сей счет существуют их личные и прямые свидетельства. Они неоднократно обращались к этой теме в своих письмах и всегда говорили об этом как об общепризнанном факте, хорошо знакомом читателям. Эта способность существовала на протяжении какого-то времени, и она не пропала немедленно с уходом поколения апостолов. По свидетельству святого Хризостома, она постепенно сходила на нет, пока окончательно не исчезла в четвертом столетии. Святой Юстин Мученик и святой Иреней также пишут о чудотворческих способностях отдельных христиан, которые можно было наблюдать еще во втором веке. По утверждению Тертуллиана, этот дар исчерпал себя только в третьем столетии. И такое развитие не случайно, оно вполне соответствует провиденциальному замыслу. На первых порах, когда христианство было еще слабым и уязвимым, ему требовалась особая поддержка в виде чудесных явлений. Позже, когда религия уже укрепилась и пустила корни, Бог предоставил ей развиваться естественным образом.

Святой Стефан был эллинизированным иудеем — «полным Божьей милости и силы», как сказано в Деяниях апостолов. Он открыто заявлял о своем несогласии с синагогами по ряду вопросов. Результатом этой борьбы стало обвинение в неуважении к Моисеевым законам и в попытке поставить под сомнение святость Иудейского Храма. Посему ему надлежало предстать перед Синедрионом, высшим судебным органом Иерусалима. До Стефана через подобную процедуру пришлось пройти и самому основателю христианской религии, а после него — Павлу.

Традиционно Синедрион собирался в трех местах: перед воротами, которые вели на Храмовую гору; в специальном помещении, расположенном в юго-восточном углу Храма, а в особо важных и торжественных случаях — в Зале из тесаного камня. Правда, в одном из трактатов Талмуда говорится, что за сорок лет до разрушения Храма, которое случилось в 70 году, зал этот был закрыт, и Синедриону пришлось проводить заседания в других местах. Поскольку Стефана судили примерно в то же время, резонно предположить, что разбирательство проходило либо на свежем воздухе у ворот, либо в более скромном зале в пределах Храма.

Среди раввинских записей сохранилось подробное описание судебного заседания, так что мы можем восстановить процесс во всех деталях. Судьи расселись полукругом, в центре которого возвышалось кресло председателя. По краям полукруга стояли два писца: один фиксировал выступления обвинителей, другой записывал все, что говорилось в защиту подсудимого. Напротив судей разместилась публика, состоявшая из студентов-юристов и учеников писцов. Сам обвиняемый должен был стоять перед судьями в позе, свидетельствующей о раскаянии и приниженности.

Однако Стефан своим поведением бросил вызов судебным канонам. Его вид не выражал ни смирения, ни раскаяния. Напротив, те, кто присутствовал на этом судилище, свидетельствовали, что «лицо его сияло, как лицо ангела». Когда у Стефана спросили, правда ли, что Иисус Назаретянин намеревался изменить законы Моисея, он разразился длинной и пламенной речью, в которой открыто объявил, что Закон Христа призван не изменить, а полностью заменить Моисеев Закон. В этом заключалась суть веры святого Стефана, и он отстаивал ее со всей убедительностью.

Увы, он обращался к глухим! Ведь перед ним сидели ортодоксальные евреи, непоколебимо убежденные в том, что данный Моисею Закон непогрешим и вечен. Они свято веровали, что лишь в стенах Иерусалимского Храма Бог говорит с человеком.

Вначале речь Стефана вовсе не выглядела кощунственной. Он подробно излагал историю еврейского народа, хорошо известную судьям, но те слушали. Они слушали даже тогда, когда Стефан заявил, что «Всевышний не в рукотворенных храмах живет»[6]. Столь смелое утверждение вызвало у присутствующих возгласы ужаса, негодования и ярости. Этот ропот постепенно нарастал, заглушал речь подсудимого, заставляя его повышать голос. И в конце концов подтолкнул Стефана к последнему шокирующему заявлению:

«Жестоковыйные! Люди с необрезанным сердцем и ушами! вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы. Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили предвозвестивших пришествие Праведника, Которого предателями и убийцами сделались ныне вы…»

И тут в зале разразился страшный переполох. Слушатели «рвались сердцами своими». Они «скрежетали зубами» от злости на Стефана. Они готовы были растерзать человека, посмевшего заявить подобное. Однако внезапно, если верить этому удивительному описанию, в зале чудесным образом воцарилось молчание, в котором четко и внятно прозвучали слова Стефана: «…вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога».

Обратите внимание: он увидел Сына Человеческого стоящим, а не сидящим по правую руку от Бога. Он стоит, словно собирается приветствовать на Небесах первую армию христианских мучеников.

При этих словах, воспринятых как предельное богохульство, терпение присутствовавших лопнуло. В Деяниях говорится, что они затыкали уши и старались перекричать Стефана, после чего «единодушно устремились на него и, выведши за город, стали побивать камнями». Здесь же указывается, что в казни участвовали свидетели, выступавшие против Стефана на суде: «и положили свои одежды у ног юноши, именем Савла».

И Савл «одобрил казнь Стефана». Он стоял и смотрел, как умирает этот святой человек. На его глазах палачи сбросили Стефана с высоты — именно так написано в Талмуде — в надежде, что тот свернет себе шею и умрет. Савл видел, как полетели первые камни в его голову. И, думается, закономерный ужас при виде традиционной еврейской казни отодвинулся на второй план в этом диком безумии. Автор сообщает, что Стефан преклонил колени и молился: «Господи Иисусе, прими мой дух!» Камни падали все чаще, несчастный мученик повалился на землю, и до Савла донесся его крик, в точности повторяющий мольбу Спасителя на кресте: «Не вмени им греха сего, Господи!»