Глаз тигра. Не буди дьявола - Уилбур Смит

– Куда вы хотите попасть? К северу или к югу от устья реки?

– К северу, – ответил Джимми, и я передумал возвращаться.

К югу от устья полно патрульных вертолетов. Тамошние власти весьма трепетно относятся к своим территориальным водам, и соваться туда средь бела дня я не планировал.

Север, однако, дело другое, берег практически пустой. В Зинбалле имеется один-единственный патрульный катер, но когда он на ходу – а такое бывает от силы пару-тройку раз в неделю, – пограничники, как правило, вусмерть упиваются пальмовым вином – его тут сбраживают по всему побережью. Если же команда патрульного катера и двигатели функционируют одновременно, тот способен разогнаться до целых пятнадцати узлов, в то время как «Танцующая» запросто выдает двадцать два – стоит только попросить.

И последний туз в рукаве: я мог провести «Танцующую» по лабиринту островков и прибрежных рифов кромешной ночью под ревущим муссоном, а командир патрульного катера, судя по моему опыту, старательно избегал такого сумасбродства, предпочитая оставаться в тиши и спокойствии залива Зинбалла даже в самые ясные и солнечные дни, когда на море полный штиль. Говорили, что командир сильно страдает от морской болезни и не уходит в отставку лишь потому, что Зинбалла находится в достаточном отдалении от столицы, где он однажды вынужден был закончить министерскую карьеру из-за некоторых неприятностей, связанных с исчезновением крупных объемов гуманитарной помощи.

На мой скромный взгляд, этот человек как нельзя лучше годился для своей нынешней должности.

– Тогда ладно, – согласился я, поворачиваясь к Мейтерсону. – Но такие запросы, как понимаете, обойдутся вам в лишние двести пятьдесят долларов в день. Плата за риск.

– Как понимаете, я к этому готов, – спокойно ответил тот.

Возле маяка на Устричном мысе «Танцующая» сделала поворот. Утро выдалось ясное, небо – чистое и высокое, а неподвижные и ослепительно-белые колонны пушистых облаков отмечали местоположение каждой островной группы.

Разбиваясь о бастион Африканского континента, неумолимая процессия океанских пассатов откатывалась в прибрежный пролив разнобоем шквальных порывов ветра, дробящих светло-зеленые воды на зловещие белые барашки. «Танцующая» их обожала: лишний повод повертеть задницей на волнах.

– Вы что-то ищете или просто осматриваетесь? – как бы походя спросил я, и пловец, возбужденно сверкая серыми глазами, собрался было выложить все как на духу, но Мейтерсон его опередил.

– Просто осматриваемся, – брякнул он с таким опасным лицом, что Джимми тут же захлопнул варежку.

– Я знаю эти воды, – объяснил я. – Каждый остров знаю, каждый риф. Могу сэкономить вам массу времени. И немножко денег.

– Очень любезно с вашей стороны, – поблагодарил меня Мейтерсон с доброй долей иронии, – но у нас нет нужды экономить.

– Как скажете, – пожал я плечами, – деньги ваши.

Мейтерсон бросил взгляд на Джимми, дернул подбородком – мол, за мной, – и оба спустились в кокпит, где встали у кормового релинга, и Мейтерсон пару минут что-то говорил – тихо, но очень убедительно. Джимми помрачнел, смутился, надулся по-мальчишески, и я понял, что ему крепко сели на уши насчет конфиденциальности.

Вернувшись на штурманский мостик, он кипел от негодования – я впервые заметил, что у него волевой подбородок, и пришел к выводу, что приятная внешность – не единственное его достоинство.

Из каюты – очевидно, по приказу Мейтерсона – вышел Гаттри. Развернул лицом к мостику здоровенное кресло для вываживания и развалился на мягком сиденье, расслабленный, но по-прежнему опасный, словно отдыхающий леопард, после чего уставился на нас, закинув одну ногу на подлокотник, а вторую прикрыв парусиновой курткой с чем-то тяжелым в кармане.

Дружная команда, усмехнулся я и продолжил с филигранной точностью вести «Танцующую» между островов, окаймленных ослепительно-белым, словно свежевыпавший снег, коралловым песком и увенчанных шапками густой темно-зеленой растительности. Я любовался грациозными пальмами – откликаясь на слабые дуновения былых пассатов, те кивали мне в ответ, – но не забывал поглядывать в прозрачные воды, где зловредными чудищами бугрились опасные рифы.

Мы шли то в одну сторону, то в другую, и я пытался уловить хотя бы намек насчет цели нашей экспедиции. Но Джимми, все еще хмурый после выволочки Мейтерсона, держал рот на замке, разве что время от времени просил сменить курс – после того, как я указывал наше местоположение на крупномасштабной адмиралтейской карте, которую парень извлек из зеленого вещмешка.

На карте не имелось посторонних отметок, но я, исподтишка изучив ее, догадался, что нас интересует область длиной от пятнадцати до тридцати миль к северу от многочисленных устий Рувумы и шириной миль шестнадцать, если считать от берега. Тут примерно триста островов всевозможных размеров, от нескольких акров до многих квадратных миль, – короче говоря, огромный стог сена, где нам предстояло найти какую-то иголку.

Но я довольствовался уже тем, что возвышался на мостике, потихоньку бороздил морские просторы, наслаждаясь чуткостью, с которой «Танцующая» отзывалась на мои касания, а между делом наблюдал за повадками птиц и морских тварей.

Майк Гаттри тем временем сидел в рыбацком кресле, и черепушка его под жидкими волосенками начинала приобретать неоново-алый оттенок.

«Жарься, сволочь», – радостно подумал я, а об особенностях тропического солнца напомнил только в сумерках, когда мы возвращались домой.

Назавтра Гаттри страдал. Вместо лица у него была кроваво-красная опухоль, перемазанная какой-то белой дрянью, но все равно сверкавшая, словно фонарь левого борта на океанском лайнере, а на голову он нахлобучил широкополую матерчатую шляпу.

К полудню второго дня мне стало скучно. Джимми после вчерашней взбучки отчасти восстановил доброе расположение духа, но все равно оставался никуда не годным собеседником и так секретничал, что, когда я интересовался, будет ли он пить кофе, он с полминуты думал и только потом отвечал, что будет.

Что ж, тем лучше; мне было чем заняться, поскольку сегодня я намеревался отужинать рыбой. Поэтому, заметив впереди эскадру некрупной королевской макрели, атакующую внушительный косяк сардин, я передал штурвал Джимми, велел ему держать прежний курс, а сам метнулся вниз, в кокпит, где Гаттри, настороженно водя распухшим малиновым рылом, стал следить за каждым моим движением.

Заглянув в каюту, я увидел, что Мейтерсон, который за эти два дня ни разу не вышел на палубу, уже открыл бар и намешивает джин с тоником, – но за семьсот пятьдесят баксов в день он имел на то полное право, и я решил, что не стану на него сердиться.

Я открыл ящичек со снастями, выбрал две перьевые приманки и приступил к делу. Когда мы пересеклись с курсом сардин, я уже выудил одну макрель, полюбовался, как золотистая рыбина бьется и сверкает на солнце, после чего смотал леску, убрал снасти на