Ведьмы цвета мака - Екатерина Двигубская

Иван ушёл от неё, но дочь забрать не решился, понимая, что для Любы Маша единственное, что осталось не затопленным несчастьем. Люба запретила ему общаться с Машей, он не сопротивлялся, просто часами наблюдал за девочкой, как она о чём-то думает. От долгого взгляда и скользящих солнечных зайчиков лицо Маши изменялось, Ивану казалось, что сквозь черты матери проступали его собственные черты, и чем больше он смотрел, тем больше она походила на него. Её нос чуть удлинялся, губы делались суше, глаза становились более спокойными и властными, стремясь по-мужски изучить и подчинить окружающий мир. Иногда Иван натыкался на взгляд Маши, и ему казалось, что она всё понимает и хранит их секрет. Он не пытался ничего изменить, продолжая содержать жену, поэтому у Любы было полно свободного времени, чтобы стеречь дочь от отца и не давать проявляться его чертам.

Марина потянула одеяло, оно осталось неподвижным; дрожа от холода, она прижалась к Михаилу, тот недовольно дёрнул плечом. Марина поцеловала кончики его волос, бесшумно встала, вошла в кухню. Первым делом она всегда выпивала стакан воды — это очень полезно для желудка и способствует хорошему цвету лица.

Стоя под струёй горячей воды, она всё перебирала в памяти подробности вчерашнего вечера. После ужина Миша довёз её до дома, выходить из машины совсем не хотелось, но она прекрасно понимала, что оказаться в постели с малознакомым мужчиной — не самый верный способ найти спутника жизни, хотя мораль обычно не слишком беспокоила её. Но все ненужные пробы и ошибки она совершила за последние тридцать семь лет, теперь пора жить начисто — таково было её наиновейшее убеждение. Предчувствие, что ВРЕМЯ ПРИШЛО, и раньше посещало её, потом, правда, незаметно исчезало, растворяясь в повседневных заботах и неудачах, но Марина не была бы Мариной, если бы со всей страстностью, свойственной её натуре, не кидалась бы во вновь появившееся ощущение «момента истины». С детства её мучили острейшие подозрения на собственный счёт — нелепые мысли об избранности. То ли румынская сказка о женщине из их рода, счастливой жертвенной ослице, которой предстоит невероятная судьба благодаря семейным реликвиям спасти себя и заодно всё оставшееся человечество, то ли присущая ей способность фантазировать и, напротив, полное отсутствие умения анализировать сбивали Марину с пути житейской мудрости. В век кока-колы, Бритни Спирс и высоких технологий вряд ли приходится верить в возложенную на тебя небесную миссию, портрет Бога поистёрся, его влияние на жизнь отдалилось, да и возраст не тот, да и грехи в рай не пустят, поэтому нужно уж точно проверить его и свои чувства, убедиться, тот ли он, кто тебе нужен.

Вчера она дала себе слово, что через секунду после пожелания спокойной ночи выйдет из машины и отправится в свою постель. Но вместо этого порывисто приблизила лицо к Михаилу и поцеловала в губы, вполне скромно, а он, не будь дураком, притянул женщину к себе. Началось! У Марины по телу пробежали мурашки, он нажал на кнопку, блокирующую двери автомобиля, и помчался, неся свою жертву. Переулки, проспекты гостеприимно принимали их, стелясь навстречу горящей дорогой, потом вдруг всё остановилось. Марина не понимала, сколько времени прошло — весь путь она гладила его руку, ладонь которой чуть черствела мозолями.

Войдя в квартиру, в дверь которой Марина тоже позвонила три раза — на счастье, они с ожесточением начали срывать одежду — рубашки и блузы беспомощно махали рукавами, пуговицы сыпались на пол, брюки и юбки без сопротивления сдавались на милость победителя. Его красивое тело, нежная, совсем не мужская кожа, приятный запах и чуть надтреснутый голос будоражили Марину. Михаил любил её и делал это старательно и страстно, но несколько торопливо. Лёгкая небритость колола её, а теперь вот на подбородке и вокруг губ раздражение.

Посмотрев на себя в зеркало, она открыла шкаф, чтобы найти крем.

Косметических следов женщины не обнаружилось — это, конечно, обрадовало её, но и огорчило — идти на работу с красными губами — не слишком разумный и политически верный ход по отношению к собственным работницам. «Дисциплина! Коллектив! Субординация!» — проплыли в её утренней голове слова матери. Мог, балбес, и побриться перед первым свиданием!

Выйдя из ванной, она тихо осмотрела квартиру — большая площадь была обжита со вкусом, но неуютно, чисто, но беспорядочно. В полупустой комнате, где стояли шкафы с книгами, также расположились несколько тренажёров, на стене висели листки с описанием упражнений, кухня, маленькая, совсем не предназначенная для приготовления вкусных воскресных обедов, соединялась с гостиной, спальня с современной, из красного дерева кроватью явно больше походила на лежбище для любовных утех, нежели на степенное семейное ложе. Марина осталась довольна своей экскурсией по квартире, подводившей её к заключению, что сердце Михаила так же пустует, как и шкаф в ванной комнате.

Утром в понедельник она прибыла на работу в отличном расположении духа, хотя и с некоторым раздражением на лице. Сегодня она не злилась на разлёгшуюся по углам пыль, на стены в ржавых потёках, на взгорбившийся линолеум. Ателье открыла Наташа, впервые за последние несколько месяцев Марина опоздала.

Девушки с удивлением разглядывали хозяйку, а та хватала метлу и, больше пыля, чем подметая, начала метаться по цеху, потом, бросив её посередине, захватила недоделанное пальто и давай бешено строчить, да так ровно, что все сгрудились вокруг неё, а она голову поднимает, что-то щебечет и требует, но как-то по-новому, совсем неубедительно, чтобы портнихи немедленно возвращались к машинам. И вот уже пальто дошито, новые выкройки сложены в папку, и сто страниц о Мадонне прочитаны, а долгожданного звонка всё нет. Марина посмотрела в окно, и ей стало мерещиться, что за ней следят. «Должно быть, Михаил!» — загорелась радостная мысль, почти что убеждённость.

Она выбежала на улицу — кирпичная стена, ещё стена, арка, и никого нет, только хмурое небо, кошка жалостно мяучит, и под ложечкой сосёт. Марина постояла немного, вдыхая холодный, царапающий лёгкие воздух, и вернулась в притихшее ателье, работницы давно ушли. Она вдруг вспомнила, что забыла позвонить бухгалтеру, было уже одиннадцать, но она всё же набрала номер телефона:

— Алло, Ира.

— Да, — вытек из трубки счастливый пьяный голос. — Маринка, как я рада тебя видеть, то есть слышать!

— Ты почему на работу не являешься?

— Маринка, запила!

— Честно! Но мне на это наплевать! Чтобы завтра же была, а то уволю!

— Ой, Маринка, завтра буду, но ты меня не пугай. Всё равно тебе без меня никуда — птица небесная живёт в поднебесье, а червяк ползает под землёй.

— Дорогая моя Ира, обычно стадия опьянения с использованием русского фольклора стремительно переходит в буйную драку.

— Доверяй интуиции! Ну, пока, рыбка золотая.

— Дура!

Послышались гудки, Марина злобно посмотрела на трубку, быстро набрала номер телефона, оскорбления так и клокотали, капая с кончика языка. Ей захотелось оплевать Ирину гневными словами, измазать бранью, лишить сна, раздавить эту пьяную гадину, но, подумав секунду, она бросила трубку. Сейчас бухгалтер ей необходим, к тому же Ира — человек в высшей степени добродушный, да и специалист неплохой, только пьёт, а когда пьёт, становится неуправляемой, а пьёт она часто. Сука! Блядь! Циррозная печень! Вошь ядовитая! Склизкая погань! Сдохни!