Профессор, поправьте очки! - Дмитрий Стрешнев

– -Сатрап! Фараон!-но не попал, потому что Чикильдеев уже повернулся, чтобы вернуться в зал.

После перенесенных нагрузок Сева через служебные задворки ненадолго покинул Дом Искусств, чтобы подышать свежим воздухом. Постояв минут десять под чудесным весенним московским бризом, он вернулся на рабочее место.

Когда Сева Чикильдеев снова объявился в зале, обещанный фуршет уже набирал силу. Публика неумолчно гудела, прессуясь возле столов с шампанским Moёt et Chandon, конфетами Столичные фабрики Красный Октябрь, фруктами, обеспеченными компанией Group Sodea и прочим. Из месива тел навстречу Севе внезапно вытолкнуло милейшего раздолбая Забиженского с пустой рюмкой в руке и с медленно тающей во рту сигаретой. Он тут же сообщил свое мнение:

– -Поздравляю! Оч-чень недурно всё получилось! (Геннадий Александрович был уже с большим выхлопом) Давка только вот изрядная. Едва ухватил пять маслин – и какая-то тварь облила брюки шампанским! Но я одному тоже прямо на переднюю панель брызнул!.. Кстати, что это за странный журналист был на пресс-конференции?

– -Так… пятая полоса в телеге,-сказал невразумительно Сева, стремясь пройти мимо, но Забиженский пристроился следом, интригующе шипя:

– -Я знаю, кто меня заложил Спичкису! Да вы послушайте, ей-богу ни за что не отгадаете!

Сева затосковал. Чтобы не дать затащить себя снова в тревожный закулисный мир Дома Искусств, он решился на нарушение служебной этики.

– -Какая приятная неожиданность!-воскликнул он, затормозив возле довольно приятной мордашки, разглядывающей венецианское зеркало в раме с тритонами.-Наташа! И вы здесь тоже?

Мордашка разинула рот и вместо зеркала начала разглядывать Севу.

– -Вы меня, конечно, извините, Геннадий Александрович?-спросил тот в повелительном наклонении, повернувшись к Забиженскому.

– -Разумеется… конечно… не смею…-забормотал Геннадий Александрович, попятившись назад, сделал непонятный знак рюмкой и заговорщически крикнул – уже издалека:--Напомните мне, чтобы я вам потом всё дорассказал!

Опасаясь, что девица ляпнет что-нибудь не в пандан до тех пор, пока куратор отдела коммерческих выставок окончательно не исчезнет, Чикильдеев ограничился тем, что показал Забиженскому большой палец, как в фильмах про надежных и крутых ребят, а в другую сторону снова радостно сказал:

– -А я всё смотрел-смотрел и думал: неужели не придет?

"Ну вот, теперь ты сам не лучше того, в бордовом пиджаке!-закричал и запрыгал карлик у него в животе.-Назовись тогда Туган-Тугановским, что ли!"

Но, конечно, Туган-Тугановским Сева представляться не стал, а почему-то спросил:

– -Может вы всё-таки Наташа? Или я ошибаюсь?

– -Ошибаетесь,-быстро сказало милое создание.

– -Вижу, вы рады, что не Наташа,-с почти непритворной грустью сказал Чикильдеев.-Извините, что назвал вас таким банальным именем.

Профиль девушки отражался в превосходном венецианском зеркале, и от этого она казалась вдвойне растерянной.

– -Я Катя,-зачем-то произнесла она наконец.

– -Правильно!-воскликнул Сева.-Конечно Катя! Катя вам гораздо больше к лицу!

– -А вы…-сказала девушка уже с подозрением в голосе и даже немного попятилась.

– -Совершенно верно! Угадали: Всеволод Чикильдеев, представитель фирмы-организатора. Готов выслушать любые пожелания и обсудить имеющиеся замечания.

– -А… замечаний нет…

– -Ясно,-сказал Сева. Девушка, очевидно, думала, что свои реплики произносит совершенно самостоятельно, и не догадывалась, что весь разговор срежиссирован наглым молодым человеком, который, собственно, и довел этот самый разговор теперь до логического конца, чтобы иметь законную возможность с достоинством удалиться.-Как только их обнаружите – несите сразу ко мне.

– -Кого?-пискнула мордашка.

– -Замечания и предложения. Желаю приятно провести вечер!

Повернувшись на каблуках, Сева пошел дальше театральной походочкой, помахивая левой рукой. И всё было бы прекрасно в этом мире, если бы за десять предыдущих часов он не набегался так, что, когда останавливался, начинали ныть ноги и поясница; и еще – если бы не все эти полусветские дамочки и неряшливо курящие сигареты лахудры-художницы, которые всегда ухитряются застрять на самом проходе, чтобы почесать языки.

Двигаясь переменными галсами, Сева добрался до окраины "Антик-шоу". Странное дело: в этом удаленном от главных событий месте царило непонятное оживление. Оно царило под вывеской "Тьма веков", где группа людей толклась вокруг чего-то невидимого Севе, словно индейское племя вокруг тотемного столба. Пока Чикильдеев приближался, двое участников отделились от общего роя и, когда они проходили мимо, Сева услышал, как один сказал: "Ну, учудил!", а другой отозвался: "Не говори! Старый шарлатан!" Сева узнал говоривших, это были антиквары из магазина "Лувр на Пречистенке".

Разнообразные тела преграждали доступ в тесный закут Петра Кирсановича Шалтая. Сам он, точнее – скромные кудельки, крутой лоб и осторожно сощуренные глаза – был виден в глубине не в последнюю очередь благодаря тому, что присутствующие в перерывах между шушуканьем наклоняли головы, рассматривая нечто. В образовавшийся на мгновение просвет Сева успел увидеть, что между Шалтаем и прочими собравшимися на высокой подставке лежит вроде бы книга, здоровенная такая книга… Некто в золотых очках Christian Dior и костюме от Trussardi негромко спросил, и Шалтай принялся растолковывать. Чикильдеев попытался настроить уши на разговор, но в этот момент сзади его позвали:

– -Господин Чилибеев!

– -Вообще-то мою фамилию можно по-разному пересоба…-сказал Сева, поворачиваясь, но все слова вдруг провалились куда-то в живот.

Перед ним снова была та самая Катя, жертва мелкой интриги по отшиванию Забиженского. Но теперь Чикильдеев увидел ее отчего-то совсем по-другому и пережил вторую встречу уже не так беспечно. Проще говоря, он внезапно несколько поглупел. Поглупев, исполнительный директор "Экспошарма" не нашел ничего более подходящего, чем сказать:

– -А я вас помню.

– -А я вас искала. Специально,-сообщила Катя, после чего в голове у Чикильдеева образовался полный аэродром и что-то случилось с органами органолептики, так что он некоторое время видел только лиловые губы и, хотя догадывался, что эти губы ему что-то говорят, ничего тем не менее не понимал. В конце концов он с трудом разобрал слова:

– -…не знаю теперь, что мне делать.

Неистребимый администратор, сидящий внутри у Чикильдеева, тут же привычно отозвался:

– -Не волнуйтесь, сейчас всё уладим.

– -Правда?-спросила девушка и посмотрела на Севу снизу вверх с такой трогательной радостью, что сердце у того заходило ходуном: трень-брень.