Самоубийство исключается. Смерть в аренду - Сирил Хейр

Анна, которую, казалось, оглушили все эти громкие возбужденные голоса, повернулась к брату за поддержкой.

– Стефан, надеюсь, ты в это не веришь? Тут определенно произошла какая-то ошибка, и ты просто обязан ее выявить.

Впервые в жизни Стефан ощутил себя главой семьи, эдакой высшей судебной инстанцией для матери и сестры. Что же касается родственников, то они могут не соглашаться с его решениями, но помешать их исполнению вряд ли посмеют. Стефан невольно расправил плечи, словно ощутив на них груз ответственности за судьбу своих близких.

– Совершенно понятно, что это был несчастный случай, – объявил он. – Я так считаю, хотя и не знаю всего того, что знаете вы. Но я сделаю все возможное, чтобы прояснить все детали этого дела. – Он повернулся к какому-то дальнему родственнику, который высказался последним. – Это вы говорили о списке доказательств, связанных с расследованием?

– Я. Он опубликован в местной газете. Практически полицейская стенограмма. Правда, журналисты допустили несколько ошибок в фамилиях, но для их уточнения можно заглянуть в другую газету. Они все у меня есть. Я, видите ли, собираю вырезки из различных газет.

– Прекрасно. Надеюсь, вы позволите мне с ними ознакомиться? И желательно побыстрее…

– Договорились. Пришлю их вам сегодня же вечером.

– Благодарю.

– Только прошу после прочтения вернуть эти материалы.

– Верну, не беспокойтесь. Если они так уж вам нужны.

– Даже очень. Я коллекционирую документы по истории этого края. Хотя собрал пока очень немного…

– Понятно…

– Не хотелось бы вмешиваться не в свое дело, мой мальчик, – сказал дядя Джордж, который большую часть своей жизни только и делал, что вмешивался в чужие дела. – Но не кажется ли тебе, что в данном случае разница между самоубийством и несчастным случаем в полпенни?

– Совсем нет разницы, я бы сказала, – с сарказмом заметила кузина Мейбл.

Дядя Эдвард одними губами произнес уже неоднократно повторенную им короткую фразу – «пятно на репутации».

– Возможно, вы правы, – устало произнес Стефан. – Просто я совершенно этого не ожидал. Однако меня интересует, кто, что и кому сказал и почему это появилось в газетах. Это наше дело и не имеет к широкой публике никакого отношения.

– Зато для нашей семьи разница между самоубийством и несчастным случаем очень существенна, – твердо заявила Анна и посмотрела на мать. Элинор сидела в кресле, положив руки на колени, всех слушала, но ничего не говорила.

Потом неожиданно поднялась с места, словно устремленные на нее взгляды и обращенные к ней слова напомнили о чем-то важном.

– Прошу меня извинить, но мне необходимо перед обедом ненадолго прилечь, – пробормотала она. – Кстати, советую Анне сделать то же самое. Путешествие, несомненно, было очень утомительным. А ты, Стефан, покажи Мартину, где у нас можно вымыть руки…

Оставшиеся родственники отлично поняли намек и в скором времени покинули дом шумной нестройной толпой. При этом все чувствовали в душе разочарование из-за того, что их не сочли нужным пригласить на обед. Только дядя Джордж не испытывал по этому поводу никаких неприятных эмоций и, усаживаясь в машину, потирал руки в предвкушении возвращения домой, где сможет наконец переодеться в удобную одежду и съесть домашний обед, приготовленный кухаркой. К его большому удовольствию, вопрос о материальной поддержке Элинор на этом вечере не всплыл, из чего следовало, что его можно отложить на неопределенное время.

Пятница, 18 августа

Обед оказался куда более жизнерадостным мероприятием, нежели можно было предположить. Возможно, благодаря отсутствию родственников. По крайней мере миссис Дикинсон почти удалось превратить его в совершенно нормальное семейное застолье. Избавленная от саркастических реплик Джорджа и навязчивых попыток Эдварда заставить ее улыбнуться, Элинор, казалось, смогла вернуть присущее ей доброжелательное расположение духа и на протяжении всего вечера поддерживать приятную беседу, старательно избегая касаться больной темы, хотя последняя, подобно траурной завесе, присутствовала в сознании каждого из обедающих. Стефан и Анна не могли отделаться от ощущения, что, как ни странно, обед прошел в значительно менее напряженной обстановке, чем это бывало, когда во главе стола сидел хозяин дома.

Однако когда после обеда все перешли в гостиную, поведение миссис Дикинсон изменилось. Ее лицо помрачнело, она с раздражением посмотрела на принесшую кофе горничную, давая понять, что ждет, когда та покинет комнату. Когда горничная наконец вышла из гостиной, Элинор шумно вздохнула, нервно пригладила волосы и начала:

– Стефан, мне нужно обсудить с тобой кое-что важное. Нет, не уходите, Мартин. Это дело касается всех нас, а я уже считаю вас членом семьи. Итак, недавно я получила от Джелкса, адвоката вашего отца, письмо, которое вызвало у меня беспокойство. Я не показала его Роберту, поскольку это его не касается. Я считаю, что этим придется заняться тебе, Стефан.

Элинор взяла с кофейного столика письмо, но не передала его Стефану, как он рассчитывал, а продолжила свою речь, держа письмо в руке.

– Но для начала я хочу кое-что объяснить, – сказала она. – Надеюсь, вы все в курсе, какое странное и, не побоюсь этого слова, несправедливое завещание оставил дядюшка Артур?

– Разумеется, – чуть ли не хором ответили Стефан и Анна.

– Вы понимаете, о чем я говорю, Мартин?

Мартин сразу же перевел взгляд на Анну и осведомился:

– А должен?

Стефану в этот момент он показался еще более туповатым и недалеким, чем прежде, что отнюдь не улучшило его настроение.

– Возможно, и нет, – терпеливо ответила Анна. – Помнится, я хотела рассказать тебе об этом во всех деталях, но, боюсь, так и не собралась. Дядюшка Артур…

– Возможно, будет лучше, если все объясню я, – прервала ее мать. – Итак, Артур Дикинсон, являвшийся старшим братом моего мужа и единственным по-настоящему богатым членом семьи, умер в прошлом году. Будучи холостяком, он оставил после себя значительное состояние, которое разделил в равных долях между своими братьями, Леонардом и Джорджем, а также детьми Тома и его сестры Мэри. Дети Тома и Мэри – те самые кузен и кузина, которые, помимо прочих, присутствовали сегодня на поминках. У нас довольно большая семья, о чем, думаю, Анна рассказала вам.

– Кажется, я что-то такое припоминаю, – пробормотал Мартин, вновь одарив Анну вопрошающим взглядом.

– Очень хорошо. Как я уже говорила, формально Артур в завещании разделил свои деньги на равные части между ближайшими родственниками. Но фактически перекрыл нам доступ к этим средствам, то есть поступил по отношению к нам несправедливо. Так по крайней мере мы считаем. Не скрою, он всегда хорошо относился к моему мужу, но недолюбливал меня, Анну и Стефана. Мне не хочется вдаваться в подробности – это старая и довольно болезненная история, но факт остается фактом: он постепенно пришел к полному неприятию нашей семьи… – Элинор заволновалась и, казалось, на какое-то время потеряла нить своего повествования. – Конечно, он дожил до весьма преклонных лет и к концу жизни сильно изменился. Так что я не считаю себя вправе винить его, поскольку… он стал совсем другим человеком, находившимся в значительной степени не в себе…