Второе восстание Спартака - Андрей Константинов

В тот раз единственный в их колонне танк был капитальновыведен из строя взрывом мины, и серьезный огневой ответ организовать былотрудно. Рядовой Спартак Котляревский вместе с другими лежал на снегу, укрывалсяза передним колесом грузовика и вел стрельбу по лесу из «Мосина» (ох уж этотвинтарь, подведет он потом Спартака). Вместе со всеми рядовой Котляревскийподнялся в атаку вслед за командиром сто семьдесят шестого МСБ майоромЧугровским.

Комбат был мужик храбрый, но войной не обстрелянный, а это,как понял Спартак (правда, не в тот день, а гораздо позднее), – крайнескверное сочетание. Но тогда комбат казался Спартаку форменным Гарибальди:ходит в полный рост, пулям не кланяясь, вообще не обращает на них внимания,размахивает наганом, матом и угрозой расстрела поднимает бойцов в атаку. Нидать ни взять герой Гражданской войны вроде Щорса или Олеко Дундича, на чьихпримерах воспитывался юный Спартак Котляревский. Тогда Спартак доверял товарищукомбату больше, чем старшине Лосеву. А последний, лежа рядом в сугробе,бормотал вполголоса: «Надо организовать плотный заградительный огонь, под егоприкрытием развернуть миномет и выкурить чухонцев из леса, а не в атаку переть!Положат ведь нас всех, как курей!» Но старшина на то и старшина, чтобы приказывыполнять, а не философии разводить...

К комбату присоединился уполномоченный особого отделаИванов. Вот только Иванов бегал от машины к машине, пригибаясь, при каждомвыстреле вздрагивая и втягивая голову в плечи. Вдвоем они подняли батальон, длячего пришлось расстрелять одного крикуна и паникера.

И красноармейцы, среди которых был Спартак Котляревский, подприкрытием всего двух пулеметов (одного танкового, другого ручного) поперли поснежной целине в сторону леса, где засели белофинны. Перли, проваливаясь всугробы по колено, а кое-где и по грудь. «Ура» никто не орал. Лишь глухоматерились под нос и высоко, как при переходе реки, поднимали над собойвинтовки.

Понятно, финны эдакое счастье упустить не могли. Они, неспеша спасаться бегством, со своим чертовым северным хладнокровием принялисьрасстреливать, или лучше сказать, отстреливать бегущих к лесу людей. Апоскольку многие партизанящие по лесам финны по довоенной профессии былиохотники... В общем, мазали они редко.

Именно на этом коротком участке – когда прешь и не знаешь,что с тобой будет через шаг, но ничего изменить не можешь, а рядом падают,молча или захлебываясь криком, твои товарищи, – именно тогда Спартакиспытал то, что древние греки называли катарсисом.

Детство и юность кончились как-то разом, а весь юношеский романтизьмостался в этом снегу. Вместе с каплями крови товарищей...

Тогда он добрался до леса живым, почему-то финские стрелкине положили на него глаз. Впрочем, стрелков этих, когда уцелевшие красноармейцыоказались под соснами, они так и не увидели – те ловко прятались средидеревьев: лесники из белофиннов были хоть куда. Правда, двое финнов все жеугомонились под разлапистыми корнями – одного уложила наповал красноармейскаяпуля, другой был лишь ранен в ногу, но его прикончили свои же, перерезав горлознаменитым финским ножом.

Но с позиций сегодняшних дней сей поступок выглядел если неактом милосердия, то как минимум данью здравому смыслу. И вообще, у финновможно было поучиться здравомыслию. Вот только грань между ним и циничнойжестокостью была крайне расплывчата...

Дальнейшее не заняло и трех секунд. Спартак вдруг заметилшевеление среди толстых мшистых стволов, вскинул «Мосина», прицелился; финн вмаскхалате тоже увидел Спартака, тоже вскинул винтовку, но Спартак успевалраньше.

И успел бы пустить пулю в противника. Если бы не треклятый«Мосин». Смазка замерзла, что на морозе происходило сплошь и рядом, и «Мосин»дал осечку. Зато со стороны финского дуэлянта послышался звонкий щелчок,показалось облачко сизого дыма – и Спартака что-то больно ударило в левоеплечо. Его развернуло, бросило спиной в снег, и вся левая половина тела тут жеонемела...

В общем, он валялся на снегу, смотрел в высокое небо, совсемкак князь Андрей, и ждал ее. В смысле смерть...

Однако ж – на тот раз повезло, пронесло и миновало. Как раз потеплелодо минус тридцати, товарищи ушли в глубь леса, преследуя белофиннов, но варьергарде оказались санитары – они-то и потащили Спартака обратно к колонне.

Вот, собственно, и вся война Спартака Котляревского. Его,так сказать, героический путь. Обстрелян, наблукался по морозу и снегам,бесславно ранен, обморозился – и вернулся.

Правда, нет худа без добра. Они так и не добрались до самойлинии Маннергейма, а как известно, там дотов, колючки, бункеров и прочихзащищенных участков – как блох на барбоске... И плевать, что те немногие, ктоуцелеет на этой этой войне, вернутся отличными солдатами, золотым запасомКрасной Армии. Да и война вышла не такой, какой представлялась. Бойня... Вбольничной курилке он рассказывал, как выбирался к своим, словно речь шла овеселом приключении. Слушатели разве что не покатывались с хохоту. А он ночамиплакал от досады и страха.

* * *

...Ворота были заперты – дворник Ахметка зимой закрывает ихв шесть, а сейчас уже восемь. Судя по этому факту, в домовом распорядке завремя отсутствия Спартака ничего не поменялось и соблюдается он неукоснительно.Через боковой проход Спартак ступил под арку. Остановился, достал из карманашинели пачку «Пушки», надорвал, выбил папиросу, закурил...

От колонны (а их под аркой шесть, по три с каждой стороны,ему ли не знать, ежели постоянно в детстве бегали между колонн, играя впятнашки), так вот, от колонны отлепилась тень, стремительно скользнула кСпартаку.

– Скидавай мешок, солдатик.

Невысокий, но крепкий тип, трудно сказать, какого возраста,голос с явно деланной хрипотцой, низко надвинутая на глаза ушанка с меховымкозырьком.

– Живо давай, служба, а то пощекочу ребрышки...

Тип выпростал руку из кармана пальто, щелкнула пружина, и втусклом масляном свете единственного под аркой фонаря блеснуло лезвие складногоножа.

– Эвона как тут у вас все по-серьезному, – покачалголовой Спартак. – Ну, раз все серьезно, то придется откупаться...

Он сплюнул с губ папиросу, медленно потащил с плечавещмешок.

Затем, резко шагнув вбок, с короткого быстрого замахаопустил туго набитый «сидор» на плечо гопстопника. Нож из руки выпал, звякнул,стукнувшись о колонну. А Спартак бросил вещмешок на заснеженный асфальт и,чтобы исключить неприятности, ногой отфутболил перо в наметенный дворникомсугроб.

Гопстопник сидел, прислонившись к колонне, держался заушибленное плечо и что-то шипел сквозь зубы – неразборчивое, но насквозьзлобное. Ему было очень больно, потому как «солдатик» попал по плечу аккураттой частью мешка, где лежали консервы. Не случайно, разумеется, попал – туда иметил.

Спартак схватил этого «жентельмена удачи» за отворот пальто,поднял с асфальта, левой рукой сдвинул ему шапку на затылок. И преспокойносказал: