Зеркальщик. Счастье из осколков - Наталья Алексеевна Мусникова

разбойным моего сына сдал? Вот его на воротах и распнём. Эй, слуги, выполняйте приказ!

- Пощади, батюшка! – взвыл насмерть перепуганный Прохор, но Анфиса щёлкнула пальцами, и язык перестал слушаться кучера.

Когда мычащего и отчаянно вращающего глазами Прохора выволокли из покоев, Михаил шаркая добрался до кресла и со стоном упал на него, спрятав лицо в ладонях. Анфиса посидела молча, слушая, как обитатели псарни исходят визгливым лаем и сдавленным рычанием, потроша брошенное к ним бездыханное тело, затем горестно вздохнула, бесшумно подошла к мужу и обняла его ноги, прижавшись лицом к сапогам.

- Прости меня, сокол мой ясный, - прошептала женщина, целуя мягкую кожу, - не сберегла я сына твоего.

Тяжёлая рука мужа опустилась на покорно склонённую голову.

- Не вини себя, - хрипло прошептал Михаил, - нет твоей вины в этом. Знать, такова воля божия, не хочет он мне наследника дать.

Анфиса вскинула голову, поймала руку мужа, прижалась к ней губами:

- Сердце моё, ты только пожелай, мы целый эстернат пестовать будем. Глядишь, небеса смилостивятся, дадут тебе наследника.

Михаил притянул жену к себе на колени, поцеловал в губы, хрипло прошептал:

- Добро. Станем попечителями эстерната. Того самого, в котором Всеволод должен был учиться. Умница ты моя, сердынько, всегда найдёшь, чем боль утешить.

Осколок второй. Должность, барышне не подобающая

Спроси у любой девицы в возрасте от пяти до пятидесяти лет, какой праздник она считает самым приятным и романтичным, и ответ будет один: Новый год. Пожалуй, во всей обширной Империи, чьи владения простираются от знойных степей до снежных, покрытых вечными льдами земель, не найдётся дамы, которая бы не верила, что в Новый год исполнится её самая заветная мечта. А о чём могут барышни мечтать? Ну, разумеется, о кавалерах! Только вот Варвара Алексеевна, дочь почтенного судьи Алексея Петровича Изюмова, в канун 18…дцатого года просила, на первую звезду глядя, не блестящего кавалера в военном мундире либо ладном, по фигуре шитом, штатском наряде, а нечто совсем иное. Желание Варвары Алексеевны было настолько чудным, что в исполнении его только и оставалось на милость небесную надеяться, потому как даже любящие родители такую причуду дочери исполнять откажутся. Хотя, казалось бы, почему сразу причуду? Хотела Варенька поступить в Сыскное Управление помощником какого-нибудь, можно даже не самого известного и бедового, дознавателя. Что и говорить, должность сия барышне не подобала, потому как дознаватели не за бабочками по лугу скачут, а помощники их порой и вовсе в самых гнусных местах бывают и с людьми самыми непотребными общаются. Виданное ли дело, подобным хрупкой девице из хорошего семейства да деликатного воспитания заниматься!

Только вот Вареньку хрупкой назвать было затруднительно. К вящему огорчению девушки, фигура у неё никак не желала вписываться в моды западные, кои демонстрировали с обложек заграничных журналов худосочные, кожа да кости, бледные, измождённого вида красавицы. Варвару Алексеевну природа наградила румяной, чуть со смуглинкой кожей, карими, совершенно не модными в последнее десятилетие, глазами да тёмными густыми волосами, которые горничная традиционно заплетала в смиренную косу ниже пояса. Сама же Варенька клятвенно пообещала себе, что коли исполнится её мечта заветная, сей же день обрежет она волосы по последней моде, чтобы чуть длиннее плеч были. Грудь барышни была размеру видного, а потому и модные платья с глубоким вырезом надевать не было никакой возможности, потому как стоило лишь повернуться крутенько, и всё богатство девичье выскакивало наружу. Талия тоже никак не желала становиться в обхват с шею, а после того, как Варенька в попытках достичь идеала с помощью верной горничной Малуши затягивалась так, что сознание теряла, папенька и вовсе повыбрасывал из дома все корсеты, назвав их пыточным приспособлением, коим место в тюрьме, а не на теле девичьем.

Честно промечтав о красоте заграничной лет до тринадцати, Варенька увлеклась заботами другими. Заинтересовалась она другой заграничной забавой: детективами, которые решительно вытеснили с её полки более приличествующие девице любовные романы. Папенька интерес дочери не пресекал, охотно о делах судебных ей рассказывал, порой и совета спрашивал, а когда дочка решила образование по сыскной части получить, криминалистом стать, смог убедить маменьку, что не стоит мешать дочери. Мол, узнает, как это тягостно да сурово, враз от мечты своей откажется. Не знал почтенный Алексей Петрович, что Варенька, цель выбрав, уподоблялась стрелке компасной, хоть и колеблясь порой, да не сворачивая. Вот и сейчас, получив образование, твёрдо решила Варвара Алексеевна должность занять. Эка невидаль, что барышень в Сыскном Управлении раз-два и обчёлся! Было время, считалось, что женщина вообще не способна к обучению, даже грамоту осилить не в состоянии, а теперь, поди-ка, в каждом маломальском городке женские курсы открывают.

Варенька ещё раз для надёжности прошептала звезде своё желание и легла спать, ожидая увидеть, свою будущую службу. Только вот к огорчению девушки приснилось ей не мрачное серого цвета здание Управления, а пышно украшенный бальный зал дворянской ассамблеи, куда на новогодний бал пригласили семейство Изюмовых. Варенька досадливо вздохнула во сне, недовольно посматривая по сторонам, но нежная, чуть грустная мелодия вальса настроение улучшила. Девушка улыбнулась, с восхищением глядя на скользящие по паркету блестящие пары, и тут заметила среднего роста русоволосого мужчину в сером военного кроя платье. Честно сказать, ничем мужчина особенно примечателен не был, только глаза его, большие, серые, озёра лесные напоминали. Варвара Алексеевна прикрылась веером и украдкой, как маменька учила, опять взглянула на мужчину. Взглянула, да и охнула: правую щёку незнакомца уродовал глубокий шрам. Шрам старый, уже даже белый от времени, но Варенька откуда-то точно знала, что причиняет он боль не только душевную по причине загубленной красоты, но и весьма ощутимую физическую. На смену погоды ноет, от холода левую щёку тянет. Варвара Алексеевна жалостливо охнула, трепыхнулась на постели, и тут сон совершил прямо-таки сказочный кульбит. Увидела Варенька себя опять-таки в бальной зале, но в этот раз прямо в объятиях сероглазого незнакомца. Мужчина кружил её по залу в вальсе, а она всё смотрела в его бездонные очи, и виделось в них что-то настолько томительно-волнующее, что прямо дух захватывало и голова кружиться начинала. Так Варенька и проснулась с рдеющими щеками и трепещущим, как у героини романа в предчувствии поцелуя, сердцем. А самое занимательное, что мелодия вальса продолжала в ушах звучать и даже на кончике языка вертелась, хотя и была незнакомой. И чудилось девушке, что сероглазый незнакомец то ли шептал ей что-то, то ли пел, только вот слова, к