Сегодня, мама! - Сергей Лукьяненко

— Чего? А… — Оранжевоголовый гордо огляделруку. — Я плавать люблю. В большой ванне. Вот и вырастил прошлым летом.

Мы потихоньку начали расслабляться. Ни пытать, ни убиватьнас никто не собирался. По крайней мере пока. Увешанный оружием зелено-белыйкротко улыбался, наблюдая за разговором. Потом сказал что-то непонятное.Молодой оранжевоголовый так же непонятно ответил.

— Это не английский и не русский, — сказал Стас.

— И даже не древнеегипетский, — подтвердил я.

Между тем наши собеседники окончили короткое совещание, иоранжевоголовый откашлялся.

— Давайте знакомиться, детишки, — сладким голосомсказал он. — Я дядя Смолянин, младший майор космофлота Земли, переводчик.

— Земли? — ахнули мы с братом.

— А он, — Смолянин сделал жест в сторонузелено-белого, — генерал-сержант Кубатай, командующий космофлотом, лицоособо важное.

Выдержав короткую паузу, он добавил:

— На вид он — хитрый перец. Но душа у него добрая,ребятишки.

— Где мы? — требовательно прервал его Стас.

— На окололунной орбите, — успокаивающе ответилСмолянин.

— Ура, — неуверенно сказал Стас и прошипел в моюсторону: «На Луну не похоже…» — Ура. А мы-то думали, что улетели в другуюзвездную систему.

— Не, вы провалились в будущее, в две тысячи пятьсоттридцатый год. Все в порядке.

Потребовалось секунд пять, чтобы улыбка облегчения сползла снаших лиц. Стас, пораженный крахом своих гипотез, притих. А я спросил:

— Так это… то, в чем мы были… это не космическийкорабль инопланетян?

— Нет, — слегка сочувственно ответилСмолянин. — Это ихняя машина времени. Или не ихняя.

…Как рассказал генерал-сержант Кубатай (сам он по-русскибольше говорить не пытался, его переводил Смолянин), встретить нас со Стасомбыло делом всей его жизни. Вообще-то не нас, как уточнил Кубатай, а машинувремени, в которой мы прилетели. И лишь попутно — спасти нас и доставить наЗемлю.

Мне это уточнение не понравилось. Но Кубатай нашего мненияне спросил, а, нахмурившись, посмотрел в пространство и тоскливо добавил:

— Теперь судьба хронопатрульной службы под вопросом…

Мы со Стасом не особенно много поняли. Но переспрашивать нерешились.

Снаружи, за открытым люком нашей машины времени, мелькаликакие-то люди в желтой форме и беретах на разноцветных волосах. С волосамиздесь явно не церемонились и перекрашивали их в любые цвета. Может быть даже,их попросту красили под цвет рубашки. Во всяком случае, у Смолянина из-подкомбинезона выглядывала оранжевая футболка.

Кубатай предложил нам всем пройти в рубку крейсера «из этогозлополучного хроноскафа». Честно говоря, выходить нам было страшновато.Все-таки мы с этим самым «хроноскафом» много чего вместе испытали. Но была однавеская причина не отказываться. Стас не выдержал и спросил:

— Смолянин, а у вас на корабле туалет есть?

Наш переводчик наморщил лоб, явно вспоминая слово, и кивнул:

— Конечно, корешок.

И действительно, тут у них все оказалось в порядке. Но этовсе-таки неприлично, и не буду описывать… Тьфу, опять это слово! В общем, всебыло в порядке. Между делом я раздумывал о том, что сказал по дороге Смолянин:оказывается, на Земле никаких стран уже давно нет, язык у всех — всеземной, иэкипаж в корабле — интернациональный. Здорово…

Но толком обдумать это светлое будущее человечества я несмог, потому что в дверь туалета заскреблись, потом приоткрыли ее, и Смоляниннетерпеливо крикнул в проем:

— Эй, малолетки! Шевелитесь чуть-чуть! Из-за васторжественную церемонию задерживают! Вся шобла ждет! Освобождайте толчки!

— И он у них — лучший переводчик?! — возмущалсяСтас, выскакивая из своей кабинки как ошпаренный. — Он что, в зоне языкуучился?

— Он, наверное, про свою узкую область, русский язык,прочел все, что смог, — предположил я. — И учил по всем словарям,включая блатной, и по видюшным фильмам, и по книжкам дурацким…

Но когда мы увидели «торжественную церемонию», всякая охотаобсуждать проблемы языковедения у нас исчезла.

Вместе с экипажем мы выстроились возле огромногоэкрана-иллюминатора, в который во всей своей красе была видна удаляющаясякапсула нашего хроноскафа. А еще был виден ствол пушки, торчащий из-подиллюминатора.

Генерал-сержант Кубатай коротко скомандовал, и один изчленов экипажа рванул какой-то рычаг. Ствол пушки дернулся, пол под нашиминогами дрогнул, и на месте хроноскафа образовался яркий огненный шар. Черезмгновение он погас, и экипаж сорвал с голов желтые береты. Некоторыевсплакнули.

— А как же мы теперь?.. — начал Стас. Но я оборвалего:

— Молчи. Может, наш хроноскаф — одноразовый? Может, уних таких — тысяча?

— А если нет?

— Ну, тогда… Тогда… — Я не знал, чтосказать. — Тогда этот все равно уже не вернешь…

И мы растерянно переглянулись.

в которой все веселятся по секрету, а Стас объявляет себяхолостяком

Я не раз замечал, что комфорт — штука странная. Каждый егопонимает по-своему. Когда мы на шлюпке отчалили к Земле, то, вместо того чтобылюбоваться полетом, я, Стас и Смолянин впали в гипнотический сон. Пилотироватьшлюпку вызвался Кубатай, так как лично должен был отчитаться на Земле запроделанную операцию. Он и объяснил нам через Смолянина, что теперь всякоенудное ожидание — в дороге, в очереди или когда просто нечего делать — людипроводят в гипносне. И в нем совсем не старятся.

— Очень клево, — с энтузиазмом сообщил намСмолянин, поправляя очки, которыми страшно гордился, будучи единственнымочкариком в мире. — Приходишь, например, к другу, а его дома нету. Входишьв гостиную, и автоматически включается генератор гипносна. Просыпаешься, когдадруг уже вернулся домой. Вот только плохо, если его несколько дней нет. Гостеймного скапливается.

Мне это удобство не понравилось, и я сказал, устраиваясь наоткидной полке:

— Я бы, перед тем как в гости пойти, сначала потелефону позвонил.

— По видеофону, — поправил меня Смолянин ипродолжил сокрушенно: — Не, не катит, у всех автоответчики есть. Звонишь — атебе говорят: заходи, дорогой.

— Ну я бы сразу определил, что это автомат, —сказал я.