В постели с Хабенским - Линда Йонненберг

— Сами? Ты что, их плохо знаешь?

— А вдруг позвонят?

Телефон Хабенского, лежавший между бутылками, издал резкую трель.

— Во, во! Я же говорил! — заверещал Почеренков, нечаянно смахнув пару стаканов на пол.

— Алло! Нет. — Хабенский махнул Почеренкову рукой: — Да подожди ты! Не они это. Нет, это я не тебе. Да. В театре. Жди, не паникуй. Сейчас приедем.

Хабенский соскочил с подвешенного к потолку стула и стянул с другого Михаила.

— Едем. В темпе. Андрюха пропал.

Константин кинул на стол пачку смятых купюр и потащил за собой друга сквозь толпу восторженно визжавших девиц.

— Ё-моё, — только и успел вымолвить Почеренков.

Весь короткий путь до театра (друзья сразу поймали такси) Хабенский и Почеренков обзванивали общих с Зибровым знакомых обоего пола. Никто ничего не видел, не слышал и не знал. Почти протрезвевшие актеры, кивнув знакомому омоновцу, беспрепятственно прошли через служебный вход и стали подниматься по темной лестнице. В фойе второго этажа дежурили два рослых бойца, сразу же преградившие Хабенскому и Почеренкову дорогу.

— Да мы работаем здесь. Мы к худруку, — зло сказал Константин.

— К худруку ночью? — лениво усмехнулся один из омоновцев. — Вы дома должны все спать, в теплых кроватках, а не по запретной зоне ночью шастать. А может, вы эти самые маньяки и есть?

— Да не, ребят. Вы вот сказали про запретную зону, я ее ведущий, между прочим, Михаил Почеренков.

— Программа твоя — говно. Туфта все это, и ты туфта. Неужели ничего лучшего придумать не могли, как расследовать, кто у кого под дверью гадит? Или, помнишь, Лень, — омоновец кивнул приятелю, — тогда, про кота? Не то сожрали его, не то с балкона выбросили. А этот дурик скачет, радостный…

Омоновец не успел закончить тираду, в которой клеймил позором программу «Запретная зона», как тишину прорезал нечеловеческий вопль, окончившийся глухим бульканьем и бормотанием.

— Кажись, ребята, это из кабинета худрука. — Леня ломанулся по гулкому фойе, вслед за ним кинулся и напарник, а за ними — Константин с Михаилом.

Повернув налево, они увидели еще трех омоновцев, очевидно, поднявшихся по лестнице из гардероба.

— Так, без паники, — громким шепотом сказал Леня, который, видимо, был старшим в этом секторе, — а вы, ребятки, отойдите в сторонку, под ногами не путайтесь, не до вас сейчас.

— Пази, между прочим, в кабинете, — ехидно объявил Хабенский, — а вы говорили, что его в театре нет.

— А ты откуда знаешь? — Леня насторожился.

— Так когда его в кабинете нет, сигнализация на двери горит. Вон, видишь, та малюсенькая штучка? А когда он в кабинете, соответственно не горит.

— Сигнализация? В кабинете, говоришь? — Леня дернул дверь и хмыкнул: — Так, ребята, приготовились.

Остальное произошло молниеносно. С хрустом распахнув двустворчатые двери, омоновцы вломились внутрь, вслед за ними вошли Хабенский с Почеренковым. Кабинет был пуст, пуст абсолютно и несомненно, если не считать жуткого зловония, ударившего всем в нос.

— Фу ты, — Леня прикрылся рукавом, — срань господня. Ужас какой. Что же тут гниет-то, у вашего худрука? Может, тут трупы где складированы?

Бойцы открыли шкафы, заглянули под стол и даже под кожаный диван. Никого, а тем более никаких трупов не было.

— Не нравится мне все это. — Леня повернулся к Константину и Михаилу: — Ну, давайте, колитесь, зачем ночью в театр прибежали?

— Так нам позвонили. — Почеренков потер переносицу и чихнул. — Да, Костя?

— Нам позвонила жена нашего друга, актера Андрея Зиброва, и сказала, что он не вернулся домой после спектакля. И вообще, ребята, это ваша работа. Вы же тут запретную зону охраняете. — Хабенский вышел из кабинета.

— Эй, друг, ты язык попридержи. Тут мимо нас даже мышь не проскакивала.

— Не проскакивала, зато нагадила где-то, судя по запаху, — ввернул Почеренков. — А то все на «Запретную зону» валите.

— Ладно, Миш, в гримерку пойдем. — Костя уверенно зашагал к лестнице.

Как ни странно, омоновец Леня заткнулся и, махнув рукой своим, последовал за актерами. В коридоре перед гримерками дежурили еще трое.

— Здорово, Лень. Не в порядке чего? И посторонние почему в театре?

— Да тут ребята за товарища волнуются, Серега. В гримерках кто-нибудь есть?

— Мы когда на дежурство заступили, никого не было. И не говорил вроде никто ничего. Они все заперты. Вон, смотри.

— Давай все откроем и посмотрим на всякий случай.

Все гримерки были осмотрены. Они оказались пусты, кроме новиковской, да и новиковская была пуста, если не считать разодранных в клочья сценических костюмов Зиброва и Федорова и слегка выветрившегося, но явно ощущаемого уже знакомого всем зловония.

— П…дец!!! — Константин Хабенский растолкал омоновцев, выбежал из гримерки и, сопровождаемый побледневшим Почеренковым, кинулся вниз по лестнице.

Худрук театра Владислав Пази, артисты Федоров и Зибров исчезли бесследно, как и предыдущие жертвы неизвестного маньяка. Театр почти опустел. Напуганная труппа и обслуживающий персонал отсиживались по домам. Все спектакли были отменены до особого распоряжения, в здании работали следователи, милиция и спецслужбы. Журналистам и телевидению, штурмовавшим театр, ничего не сообщали.

В баре «Донжон» сидели артисты Жора Траугот, Саня Новиков, Михаил Почеренков и Константин Хабенский. Все, кроме Хабенского, пили кофе. Хабенский пил минералку с лимоном.

— А ведь мы два дня назад с ним это обсуждали, — вздохнул Новиков. — Сидели, вот так же почти, в театральном буфете.

— С кем? — мрачно спросил Почеренков.

— С Андреем. То есть с Олежей Андреевым. Он еще это чмо придумал.

— Чмо? — ухмыльнулся Хабенский. — Это ты про кого?

— Черное мохнатое отродье, — расшифровал Новиков с неподдельным ужасом. — Чудовище нашего театра…

— Да вы что, с ума все посходили? — Хабенский зло посмотрел на него. — Ты еще собаку Баскервилей вспомни или всадника без головы.

— Зря ты, Костя, — задумчиво сказал Траугот. — Его Койгеров видел. За это, наверное, и поплатился.

— Кого видел?

— Монстра! Он сначала нам об этом рассказывал, а потом, возможно, Мигицко. Только не верил ему никто. Типа он в туалет пошел, открывает кабинку, а там — оно: все, говорит, в шерсти, клыки, когти, глаза как тарелки, воняет — жуть! Вы сами посудите: не настолько он хороший актер, чтобы все это разыграть. Царство ему. — Жора перекрестился.

— Нет, вы точно сумасшедшие. — Константин прикурил новую сигарету от старой.