Цена слова - Степан Александрович Мазур

«Время ещё будет»… — я часто потом вспоминал эти слова.

Глава 3 — Излом -

Городские улицы собрали за день всю духоту и медленно остывали в свете фонарей. Ночи в июле тёплые, короткие. Гуляй хоть до утра — не замёрзнешь. Я и гулял, устав от мёртвого света монитора.

Лёха довольно быстро показал все возможности Интернета. Вроде неплохой друг, избавил от болезни ламерства [2] и разъяснил истинное значение этого слова.

И кредит всё-таки не плохая вещь. Часть средств за компьютер отдал сразу, а с остальной частью рассчитывал расплатиться в ближайшие два месяца курьерства.

Отец шёл с остановки навеселе. Позвонил на сотовый, что завёз шефа после банкета к любовнице и автомобиль оставил там же. Просил встретить, так как не спал два дня и порядком устал. Голос родителя был полупьяный, и я мог только гадать, как же он довёз шефа до любовницы? Наверняка, его спецназовская выправка. Папашка у меня волевой.

Колчиков Старший мог оставить телохранителя или «секьюрити» — как принято говорить в обществе с галстуком — и при себе. Постелил бы на коврике, а утром оба вернулись бы домой вместе. Но Михаил Михайлович решил посвятить ночь любовнице наедине, потому домой и никаких ковриков!

Вообще он довольно странный. Скользкий, — как за ужином говорил про работодателя отец, но в подробности не посвящал, только хмурился и уходил от темы.

Но раз деньги сосед платил исправно и неплохие, то я в детали не вдавался.

Семью соседа я так за полтора месяца и не видел. Если он Старший, то должен быть у него и младший сын Михаил и жена, раз от неё к любовнице шастает. Это же логика, от которой не так легко избавиться. А с другой стороны — лето. Свалили на какой-нибудь Кипр и в ус не дуют. Чего им в городе летом делать?

Старший телохранитель — вроде нормальная работа, только отец мрачнел день ото дня. Вслух о проблемах не говорил, отмалчивался, как подобает деревенскому мужику. Но я видел, что что-то не клеится. Видимо, у бизнеса в стране всегда тяжёлые времена. Или увидел больше, чем хотел…

Ноги бодро несли к остановке. Я нёсся вприпрыжку, вдыхая тёплый воздух. За месяц тягловой работы так привык носиться с большим тяжёлым рюкзаком, похожий на ниндзя-черепашку, что без него практически летел над землёй. Стоило взять баскетбольный мячик, и положил бы его в кольцо сверху с прыжка.

Почти у цели. Фонарь невдалеке осветил уличную потасовку: четверо парней студенческого возраста обступили мужика и вели просветительные беседы. Ветер доносил обрывки фраз на повышенных тонах. Говорили точно не про погоду.

Я хотел обойти компанию по кривой траектории, но сердце тревожно кольнуло. И ноги сами пошли по прямой, ускоряя шаг с каждым последующим.

Издали заметил, что мужик поразительно похож на отца.

Что за дела там творятся?!

Я почти побежал. Отчётливая картина перед глазами словно замедлилась. Все мои дальнейшие кошмары состояли из этой сцены, которая отпечаталась в мозгу калённым клеймом…

Отец отрицательно покачал головой на не услышанный мной вопрос и один из студентов коротко дал ему под дых. Спецназовец согнулся от резкого неожиданного удара — попали в солнечное сплетение — но почти сразу, заглушая боль, двинул апперкотом в челюсть обидчика и даже успел локтём сбить с ног ещё одного товарища.

Тут же двое бросились под руки, лишая манёвра.

Я не разглядел ножей, но по резким движениям рывками снизу вверх понял, что скорая не поможет — не успеет.

Как после установит судебная медицинская экспертиза: два небольших складных ножичка успели нанести одиннадцать ножевых ранений, прежде чем мой крик разлетелся по улице, и подошва врезалась в поясницу одного из убийц.

Убийца упал, а я словно стёр из памяти дальнейшие события. По-научному это называется — «состоянием аффекта». А по мне, так просто — ярость. Безграничная и беспредельная, когда перед глазами одна сплошная кровавая пелена.

Месть! Месть за насильно отнятую жизнь близкого человека!

Провал в памяти…

Очнулся чуть позже. В руках был отобранный ножик. Двое парней, лёжа на земле, истекали кровью. Ещё двоих соучастников и след простыл. Их так и не найдут. Скрылись из города в тот же день.

Выронив ножик, я склонился над отцом. Руки и губы дрожали, не знал, что делать и как быть. Бормотал, не помню что. Бессознательная чушь, не имеющая значения.

Батя просто умирал.

Багровая лужа растекалась по асфальтовой дорожке невероятно быстро. И это не было нелепой кинолентой. Этот ужас поселился во мне раз и навсегда.

Я только схватил за тёплую руку. Приблизился к лицу. А он… Он даже не успел ничего сказать. Разве что взглядом. Но в темноте и состоянии шока много не разглядеть.

Кровь потекла по щеке.

— Отец!

Блестящие глаза застыли пеленой смерти.

— ОТЕЦ!!!

Три из одиннадцати ударов ножевых пронзили сердце, не оставив и шанса.

Рука похолодела.

Я перестал ощущать мир вокруг. Комом сдавило горло, грудь. Слёзы потекли по щекам бесшумные, горькие. Хотелось набрать воздуха и зареветь в истерике, но воздух, словно кто-то забрал.

Шок: потерять самого близкого человека и переступить некую грань, лишив жизни убийц.

Я убил людей!

Мир померк окончательно. Впервые в жизни я потерял сознание. То ли от бессилия, то ли от отчаянья. Просто какой-то предохранитель выкинул из тела, чтобы не сгорел весь организм от всего пережитого…

Очнулся в одноместной палате с привязанными руками. Но не пытался дёргать руками или просить развязать. Мне было всё равно. Мало ли кто там вызвал скорую и полицию. Пусть сами разбираются.

Бати больше нет!

Всё прочее не имеет значения.

Мир потерял краски и посерел, став почти монохромным. Вместе с красками ушли и вопросы.

Сутки меня держали в неведении. Да я ни о чём и не спрашивал, безропотно принимал уколы и лекарства. Погружался в полудрёму и просыпался в поту от собственного крика.

Это была жуткая ночь! Кошмары следовали один за другим. В перерывах между ними я словно висел в пустоте. Сознание никак не хотело принимать действительность. Как такое возможно, что бати больше нет?! Это его я голову держал на руках?! Почему руки в крови?!

Наутро молодой следователь решил окончательно потушить искру жизни. Столько злорадства я ещё не видел в своей жизни. Как его первый подследственный, я не ответил ни на один из многочисленных вопросов и, словно мстя, у самого порога он обронил одним предложением:

— Игорь Данилович Мирошников,