Два рассказа - Павел Николаевич Сочнев

мужчины, который был, наверное, за главного (может быть только во время этого действия), радостно пощебетали и стали петь, заглядывая в листочки. Дружно так, негромко, но слышно. Потом от группы отделилась женщина и, накинув на голову белую тонкую ткань, подошла к мужчине. Кстати, совсем не обратил внимания на то, что этот главный неплохо устроился. Используя камень как кафедру, он разложил на нём книжку, бумажки и какие-то мелочи. На шею повязал то ли манишку, то ли галстук, чем выделялся среди остальных соотечественников.

   Судя по смиренному виду женщины, слегка наклонившей голову и даже чуть-чуть присогнувшей колени, строгой позе мужчины и притихшим японцам, я даже чуть было не подумал, что сейчас произойдёт сцена сипоку (традиционное ритуальное самоубийство, когда главный герой сам себе выпускает кишки (харакири), а потом, добрый друг, приглашённый самоубийцей, аккуратно сносит ему голову, чтобы не мучился, причём отрубленная голова должна повиснуть на полоске кожи, дабы не отлететь и не забрызгать кровью зрителей). Нет, какое-то действие произошло, но более гуманное, чем вышеописанное. Прошло удачно потому, что женщина, распрямившись, повернулась к зрителям, а зрители зааплодировали и бросились её поздравлять. Вот такой кусочек чужой жизни из чужой культуры.

   Узкая тропа, тянущаяся вдоль отвесной скалы горы Моисея, была очень многолюдной. Видимо не все решились следовать по короткому, но тяжёлому пути, и возвращались той же дорогой, что и пришли. Эта цепочка людей напоминала, что-то историческое, то ли переход Суворова через Альпы, то ли исход евреев из Египта. Наверное, всё-таки – исход. Потому что Суворов переходил или по снегам, или по зелени, а здесь – выжженная каменистая пустыня и далеко внизу, по более пологому склону – петляет пустынный серпантин тропы. Далеко петляет. Это же сколько ещё пилить. А солнце уже вовсю припекает, и от ночной/утренней прохлады осталось только воспоминание. А я вышагиваю по гранитным камням, не быстро, чтобы не вспотеть и не споткнуться и не медленно, чтобы не изжариться.

   А люди идут уже не бесконечной цепью, а небольшими группами и поодиночке. Кто-то обгоняет меня, кого-то обгоняю я. На привальных площадках уже не останавливаюсь. Верблюды куда-то разбрелись, «таксистов» тоже не видно. На тропе иногда попадаются египтята «Раша! Айм хангри! Ай вонт долларс!». (Русский! Я голодный! Я хочу доллар!). Интересно, у меня на лице что ли написано? Этакая славянская внешность и финский пакет. Кстати, там же тормозок лежит. На булку. Нет, доллар не дам. Ну хорошо, вот ещё одна булка.

   А на очередной площадке, там, где санузел с почти всеми удобствами, на тропе к туалету стоит египтянин, здоровый такой и, обращаясь к проходящим, предлагает воспользоваться услугами. «Хау мени? Файф долларс?!!! Нет, уже не хочу. Сенкью».

   Вот так, любуясь видом окружающих гор, поражаясь высоте горы, на которой побывал, я широким шагом (с горы спускаться всегда легче) двигался в направлении точки встречи с группой и проводниками. В порванном пакете остался только сок и вода, всё остальное отдал голодающим. Надо заметить, что особой радости от булок они не испытывали, а как они радуются деньгам, я не увидел, потому что денег не давал. Зачем им в пустыне деньги? Да и вообще, как они сюда попали? Из какой деревни? Кто здесь может жить?

   Наконец вдали появились стены монастыря. Невдалеке от монастыря двигалась тоненькая цепочка людей, идущих от гор. Наверное, это герои, преодолевшие короткий, но тяжёлый путь. Слившись и перемешавшись, эти две цепочки расположились кучками у ворот монастыря, кто-то отдыхал, кто-то кого-то ждал. Я искал свою группу. Не заметив никого с бейджиками, я решил продолжить поиски в монастыре. В воротах, прорубленных в толстой стене (или просто арка была длинная) я обнаружил одного из проводников. Точнее, он меня увидел и возлежа в нише окликнул «Катьюуща!». «Ага, к кафе, да конечно. Туда и шёл. Нет, не заблудился. Потерялся? Я? Да я вообще в любой точке мира в полной темноте ориентируюсь как дома. Нет, ни капли паники. Какая, к чёрту, усталость. Я полон сил и жизни. Да хоть сейчас, да пару раз на гору и обратно. Можно, даже, без троп. Нет, наверное, не сегодня. Как ни будь потом. Ладно, подожду».

   А во дворе кафе – усталые туристы, монастырские кошки, тень от чахлых деревьев и жара. Она везде, а в тени, просто солнце не жарит. Это как в духовке – можно просто печь, а можно с грилем, тогда корочка получается, а температура, всё равно, высокая. Так вот в Египте, солнце вместо гриля.

   Снова появились наши погонщики и, сбив нас в кучку, повели в монастырь. Через узенькую дверь, которая проходила через толстенную, древнюю, выложенную из гранитных камней стену. Дверь, не смотря на свою узкость, пропускала два встречных потока – жаждущих прильнуть к святыням и уже прильнувших. То же движение наблюдалось и в узеньком дворике. Первым делом нас подвели к дереву, которое оказалось неопалимой крушиной. И не просто крушина, а именно та, увидев которую, Моисей воскликнул (или подумал), что не счесть чудес в мире и будет он ходить по миру, смотреть и видеть (художественный перевод информации, полученной от проводника и, скорее всего, сильно отличающийся от оригинала восклицания Моисея). Не смотря на свою многовековую жизнь, крушина выглядела очень даже ничего, но вспыхивать не собиралась.

   Потом мы лицезрели остатки колодца, возле которого Моисей увидел египтят и ничего им не сделал, чем привёл их в изумление. Рассказ родителям поразил и их (родителей). Какой хрустальной души человек – мог ведь и в морду дать!

   Далее наш маршрут предполагал ознакомительное посещение церкви. То же толстые гранитные стены, полутёмное помещение, освещённое свечами и лампадками. Движение от входа к выходу могло проходить по одному из двух маршрутов (без возможности возврата) или вдоль левой стены возле которой стояли (висели) иконы и мощи (палец святой Екатерины), или по центру зала к иконостасу.

   Тихо, спокойно, не суетно и запах ладана. Не раздражающий, а навевающий какое-то смирение.

   Выловив нас возле выхода, проводник четыре раза пересчитал, припарковал у стены, попросив не расходится, нырнул в церковь, вынырнул с двумя оставшимися, ещё раз пересчитал, сделал круг по двору и привёл ещё одного, задержавшегося у крушины. Всё, группа в сборе, вперёд на выход.

   А вот в этот подвал, мы можем спуститься, посмотреть, даже сфотографировать, а он нам потом объяснит, что мы там увидели и почему это так. Что так? Почему потом? Дождавшись, когда из подвала выйдет другая группа мы цепочкой стали спускаться.

   Подвал как подвал,