Два рассказа - Павел Николаевич Сочнев

справа сетчатая дверь. Напротив неё может стоять не более трёх человек и они что то там смотрят и что то фотографируют. Дошла и моя очередь. Приготовил фотоаппарат, подошёл, заглянул. Да. Зрелище, прямо скажу, не совсем обычное. За дверью комнатушка. Слева, ещё за одной сетчатой дверью, груда черепов (не десятки, а, может быть сотни). Просто серые черепа. Не сказать, что аккуратно сложенные, но и не набросанные (сам черепа никогда не складывал, поэтому не знаю, как должно быть). Прямо, тоже отделённые сеткой – кости. Эти просто свалены в кучу. Справа, в нишах стен, тоже черепа. Но как-то отдельно от тех, что лежат слева. Видно более значимые. Даже после смерти, когда человеку уже всё «по барабану» (я имею в виду умершего) живые их делят. Вроде бы смерть и сравнивает тех, кого коснулась, а те, кого она не коснулась, всё равно поддерживают иерархию и среди живых, и среди, доступных им, частей мёртвых.

   Так что же это за склеп? Оказывается, в монастыре ограниченное число могил, вырубленных в гранитных скалах и покойника хоронят лишь на время, пока могила не понадобиться следующему. Тогда останки предыдущего достают и помещают в подвал. Вот такой круговорот мёртвых тел. Монастырь – могила – монастырь. Кроме вполне функционального и объяснимого использования могил и подвала, возможность постоянного созерцания костей предшественников, постоянно напоминает монахам о бренности бытия, неизбежности смерти и краткости жизни.

   Впечатлило. А потом по пути в автобус встретил женщину. Какую-то бодро-радостно-смиренную. Нет не расспрашивал, она сама спросила, был ли я в монастыре. Да был. А она совершает хождение по святым местам и в монастыре уже третий день, и очень рада, и святость её переполняет, и люди здесь очень хорошие. Странно – монастырь то – мужской. Нет, никаких богохульных и пошлых мыслей я себе не позволил, просто вспомнился анекдот об угрозе начальника, в случае неповиновения подчинённых, уйти в монастырь…, в женский монастырь. Навсегда…, на целых три дня.

   По дороге к автобусу, любовался, нет, просто созерцал раскалённую пустошь. Я был не прав. Здесь не пустыня. Какие-то очень редкие былинки, в расщелинах скал –цветочки. И былинки, и цветочки жёсткостью напоминают колючую проволоку. Вдалеке «таксист» ведёт своих «кэмэлов». Жизнь – она есть везде.

   А в автобусе – хорошо. Прохлада от кондиционера, мягкое сиденье, колени усталых ног (тоже усталые) упираются в спинку переднего сиденья. Прямо сесть не получается, потому что впередисидящий откинул спинку сиденья. Очень хочется спать. Ни фига себе – отдых! Но я доволен. Не весть какой труд – подняться на гору Моисея, но я этого никогда не делал, да и узнал о горе совсем недавно.

   А завтра вечером поеду на пирамиды. Те, которые видели фараонов, Александра Македонского, Цезаря (Гая Юлия, а цезарь – это должность), Наполеона и т.д.

   По пути созерцаю условно безжизненные пейзажи и стоящие вдоль моря гостиницы. Четыре звезды, три звезды… А это, что за убогие лачуги. А, это тоже гостиницы, в них отдыхают израильтяне. Если вешать звезды, то, скорее всего в этих лачугах удобств на маленький кусочек лучика звезды. Хотя о чём я? Неважно, кто и как отдыхает. Главное – отдохнуть.

   Очень много шикарных, но недостроенных отелей. Проводник объясняет, что это египтяне, которые набрали кредиты на постройку отелей, начали строительство, раздули сметы, повысили стоимость недостроек до суммы кредита и сдернули за бугор. А недостройки сейчас в залоге у банков. Всё вроде бы сходится – сколько дали, столько же и отобрали. Но давали деньгами, а забрали недостроем. И таких недостроев в Египте – великое множество.

   Вот так, в созерцании и внимательном слушанье гида и гудящих ног, высаживая по пути туристов в отели, мы достигли нашего оазиса (отеля). После раскалённых египетских гор, как приятно залезть под уличный душ! Четыре душевых рассеивателя торчат из бетонного, квадратного столба, отделанного мелкой кафельной плиткой в сине бело-голубых тонах. Вода слегка прохладная. А потом, разбежавшись прямо от душа, нырнуть в бассейн. Я боюсь плавать, потому что считаю, что не умею. Но люблю нырять, хотя знаю, что не умею. Нет, части тела сильно не отбивал, но каждый мой нырок похож на большой «БУМ», поэтому стараюсь резвиться подальше от людей, чтобы не замочило или, не дай бог, не накрыло волной.

   А на другой стороне бассейна – бич бар. Бич, не потому что для бичей, а потому что у берега («бич» по английски – то ли берег, то ли пляж). Подплыл к краю (абсолютно бесстрашно, потому, что глубина бассейна -1,5 метра), подтянулся, вылез на край и к бармену – «Ван бир, плиз». Не отвечая на его удивлённый взгляд, выпил (нет определённо хорошо, конечно ещё не рай, но очень похоже, насколько я, ни разу не побывавший в раю, могу это представить), протянул стакан снова (ну и пусть, что разовый) – «Ван бир энд ван бир». Вот так. Два стакана в руки – нельзя. А один и один – можно. А тот первый приятно холодит желудок.

   Теперь можно и на пляж. Между пляжем и бассейном расположилась ещё одна точка общепита – здесь готовят подобие пиццы. Лепёшка из теста смазывается кетчупом, посыпается сыром и печётся в духовке. Пока повар крутится между разделочным столом, духовкой и стойкой, наглые египетские воробьи воруют тесто. Отрывая его от заготовок и уже почти готовых лепёшек. Их наглость нисколько не раздражает. Очень уж они шкодные и умилительные.

   От заказа до получения пиццы проходит не более десяти минут. Можно с пиццей на пляж? Нет, ну ладно – сяду за стол. А за столом аккуратно складываю пиццу пополам, кладу в салфетку, пиво в другую руку и в таком виде на пляж. Руки заняты провиантом, на плече брюки и рубашка, ноги в туфлях с загнутыми задниками. А на пляже жена с дочерью. Софья совсем самостоятельная, сама заняла очередь за пиццей. Достоялась, заказала, получила и отнесла маме.

   Мы её иногда целыми днями не видим, купается с подругой в бассейне, чем-то питается. Даже завтраки, обеды и ужины – в одном помещении, но за разными столами. Мы за одним, дети – за другим. Сами себе набрали, сами поели, пообщались и, не всегда дружной, ватагой к бассейну.

   Софья любит общаться, но дружить не получается, потому что считает, что друг– бескорыстен, не предаст, не будет дразниться и т.д. Т.е. её понятие «дружба» отличается от современного значения, когда «дружба» ни что иное, как взаимовыгодное сотрудничество и люди общаются, когда им