Рождественский мешок - Кевин Алан Милн

Поднявшись на лифте на пятый этаж, мы заглянули в ординаторскую, сообщили сиделкам о своем приходе, а потом решили прежде всего пройти по палатам и собрать красные листочки. Аарон постучался в первую дверь.

– Заходите, – послышался голос. Мы зашли в палату и увидели мальчика. Он сидел на койке и смотрел телевизор. Я сразу узнал его. Это был Тимоти, тот самый, который хотел получить на Рождество пневматический автомобиль. На этот раз он был без капельницы.

– Привет, Тим, – сказал я. – Мы те самые эльфы, которые были позавчера с Сантой.

– О, привет, – ответил он. – Я не узнал вас без костюмов.

– Угу, – сказал Аарон. – В тех трико мы были как девчонки, поэтому нам больше не захотелось их надевать. И вообще, сейчас мы просто ходим по палатам и собираем рождественские листки у тех ребят, которые не отдали их Санте. У тебя он есть?

– Нету. Я отдал свой доктору Ринглу. Я хотел, чтобы он был у него, когда он отправится на Северный полюс.

Мы с братом удивленно переглянулись.

– Ты о чем говоришь? Почему это доктор Рингл отправится на Северный полюс? – спросил я.

– Вы сами должны это знать, раз вы его помощники. Ведь он там живет – на Северном полюсе. Где еще может жить Санта-Клаус? – абсолютно серьезно заявил Тимоти и скрестил на груди руки.

Мы с Аароном еще раз обменялись взглядами.

– Но ведь он здешний доктор. Даже ты называешь его «доктор Рингл», – возразил я. – Он просто обычный человек.

– Угу. Ему нравится, когда все думают, что он обычный человек. Но сиделки говорят, что каждый год он уезжает куда-то на несколько недель как раз накануне Рождества. Я слышал, как он сам говорит, что отправляется на север! А вы помните его имя? С таким именем может быть только Санта.

– А что особенного в его имени? Доктор Рингл. Доктор Кристофер К. Рингл, доктор медицинских наук, – удивился я. Но, повторив вслух полное имя доктора, я понял, что имел в виду Тимоти, – имя доктора Рингла подозрительно напоминало имя знаменитого Секретного Санты из рождественской церемонии анонимного обмена подарками – Крис Крингл! А в своей записке доктор Рингл сообщил, что отправился на север в детский центр, и это подтверждает слова сиделок о его ежегодных предрождественских исчезновениях.

Неужели, подумал я, детский центр – просто рабочее название для фабрики игрушек, где Санта и его эльфы делают для детей игрушки? Не может такого быть!

– Но ведь, – возразил Аарон, – Санта-Клауса на самом деле не существует. Его просто придумали взрослые. Так что об этом и говорить не стоит.

– Ага, – нерешительно подтвердил я, зная, что мой умный брат зря говорить не станет. Но меня все-таки озадачили обнаруженные мной совпадения. А еще даже самый ничтожный шанс, что Санта-Клаус не выдумка, что он существует в реальности, вызывал в моей душе трепет восторга. – Ладно, Тим, извини, что потревожили тебя. Сейчас мы заглянем в другие палаты.

– Ничего вы не потревожили. Приходите в любое время! Слышите? – крикнул он нам вслед, когда мы закрывали за собой дверь. – И замолвите за меня словечко перед Сантой!

Тридцать или сорок минут мы стучались в палаты пятого этажа и уже не удивлялись, что за каждой дверью дети нам сообщали, что успели отдать свои красные листки доктору Ринглу вечером в понедельник. При этом они искренне радовались нам, помощникам Санта-Клауса, хотя мы были в обычной одежде, и охотно с нами разговаривали.

Гораздо быстрее, чем мы думали, мы обошли палаты. Почти все. Остались только две, где лежали Катрина и Мадху. При мысли, что мне предстоит снова увидеть Катрину, меня охватило уныние.

– Пойдем сначала к твоему парню, – предложил я брату, чтобы оттянуть неприятный момент. – Как там его зовут? Забыл…

– Мадху. Его полное имя длиннее, но я не могу его запомнить.

Аарон познакомился с Мадхукаром Амбури в прошлый раз. По его словам, Мадху интересный и очень забавный. Дверь в его палату была чуточку приоткрыта, и оттуда доносилась музыка. Не такая, какую я слышал прежде. Она странно пульсировала в каком-то восточном ритме. Потом я разобрал, что это не просто музыка, а это песня. Слова песни были точно иностранные, на незнакомом мне языке.

Мы постучали несколько раз, но музыка звучала слишком пронзительно, чтобы наш стук был услышан. Тогда Аарон громко сказал в щель:

– Эй! Мадху! Ты там?

Музыка оборвалась.

– Оготыещеспрашиваешь. Конечноятут. Оченьдажетут. Гдемнеещебыть? – слова Мадху догоняли друг друга и слипались в фонетические сгустки.

– Что он говорит? – прошептал я.

Аарон покачал головой и прошептал в ответ:

– Не знаю. Он говорит очень быстро. Требуется несколько минут, чтобы привыкнуть, и потом уже все нормально. – Брат снова проговорил в дверную щель: – Эй, можно войти?

– Абсолютно, – ответил Мадху. Он говорил быстрее, чем мой мозг способен был воспринять. – Конечнозаходите. Моядверь всегдаоткрыта каквидите. Ноктовытакие? Яваснезнаю.

Из всего им сказанного мы поняли только то, что он приглашает нас зайти, поэтому толкнули дверь и шагнули в палату. Мальчик сидел за маленьким столиком. Он был худой, с темно-оливковой кожей и черными, как смоль, волосами на узкой голове. Его карие глаза напомнили мне доктора Рингла – они так же лучились, когда он улыбался.

После краткого напоминания, кто мы такие (при этом мы не всегда понимали друг друга), мы слушали почти полчаса приливы и отливы поразительной речи Мадху. Через несколько минут мои уши привыкли к слиянию и ритму его фраз, и я улавливал хотя бы общий смысл того, о чем он говорил.

Мадху был из Дели, это столица Индии, но в восьмилетнем возрасте переехал с родителями в Америку. Он походил на сгусток энергии, улыбка не сходила с его лица, и он, казалось, знал что-то умное буквально про все на свете. Мне он понравился с первого взгляда, и его приятная личность просто притягивала к себе.

Больше всего меня поразил его невероятный оптимизм, даже теперь, при его болезни. Он попал в больницу месяц назад после положительных результатов теста на рак печени. Болезнь пока еще не вышла за пределы этого органа, и была надежда на выздоровление, если доктора найдут донора и сделают Мадху пересадку печени. Но решающим фактором было время, потому что в его печени уже появились серьезные признаки болезни. Если в ближайшие месяцы Мадху не пересадят донорскую печень, его шансы на выздоровление значительно уменьшатся.