Сельское солнце - Виктория Ашотовна Арутюнян

здесь хорошо и привольно! В общем, Вы согласны? Спасибо!

Она поспешила домой, а Севостьяныч остался стоять с опущенными руками. Теперь всё пропало. Придёт Порядин, нахмурит брови и скажет: «Нечего заниматься ерундой и забивать детям головы! Работайте! Дело себе найдите».

И раскрошится в пыль хрупкое счастье.

***

Аня привела отца. Он выглядел смущённым.

– Здравствуйте, – сказал Сергей Анатольевич, – вот, пришёл посмотреть, что за литературные гостиные у вас…

Он снова был в костюме.

– Проходите, – пригласил Севостьяныч, – вот стулья.

– Да мы так… – Порядин снял пиджак и… бросил его на траву. – Устал я на стульях сидеть.

Брови деда Ермолая поползли вверх. А глава администрации расположился на траве и приготовился слушать. В глазах его бегали весёлые искорки.

Вечер оказался замечательным. Превзошёл все ожидания, как написали бы в журналах.

– Да, хочу поднимать село, – рассказывал Порядин, – звучит смешно. По-детски. Возможно, я идеалист. Но, знаете, жизнь надо прожить не просто так. Не пролететь по ней кометой и не пройти по головам, лишь бы занять место получше, потеплее, подоходнее. Масштабнее как-то надо, Вы не находите?

– Верно, – кивал Севостьяныч. Он проникался симпатией к своему собеседнику. И не знал, что это за диковинное явление. Наивность? Незрелость? Или же иной взгляд на мир? Взгляд за горизонт? Взгляд в небеса?

– Я всматриваюсь в жизнь, – подтвердил Сергей Анатольевич. – Поэтому и ношу очки. Глаза, знаете ли, устают.

Он грустно улыбнулся собственной шутке.

– А Ваши рассказы, они… Хорошие. Честно говорю. Видите, как дети к Вам тянутся. Они умеют чувствовать и понимать. Да чего там… Жить они умеют. А из нас многие – разучились.

Холодало. В темноте светились окна соседнего дома. Дед Ермолай думал: «Ба! Да со мной беседует настоящий поэт!»

– Вы не пробовали писать? – спросил он.

– Что Вы. Какой из меня писатель. Вот, кстати, есть у нас «Вестник села». Не хотите публиковаться? Можно поговорить с редактором… Я читал газету… Возможно, стоило бы включить в состав элементы творчества.

Севостьяныч не знал, как бы потактичнее объяснить, что он… в некотором роде… пытался. Да и теперь, прислушиваясь к себе, старик мог честно ответить: это уже не нужно. Лишнее это. Те, чьи сердца надо было жечь глаголом, пришли сами. А другие… Может, их собственные дети откроют им глаза?

– И всё-таки подумайте, – прощаясь, сказал глава администрации, – ведь капля камень точит.

Дед Ермолай обещал подумать. И придумал. На следующий же день он поделился своей идеей с Порядиным.

***

Алексей прибыл в деревню в хорошем настроении. Выходные! О, это волшебное слово! Бодрящее, как ключевая вода в жаркий день, и радостное, как ребёнок, только что получивший подарок.

– Как дела, дед? Вижу, повеселел?

Дед Ермолай встречал внука в любимой васильковой рубахе. Он сиял, как новенькая монетка. В руках держал газету.

– Смотри, Лексей, какие дела творятся! Наш глава в «Вестнике села» творческую страничку ввёл. И адрес написал, куда можно работы отправлять! Теперь любой, кто хочет, будет здесь печатать свои произведения, фотографии, да что угодно! А там, глядишь, и клуб по интересам создадим!

Михал Игнатьич, узнав, что творчество в любых формах селу необходимо, вспомнил балет по телевизору и возражать не стал. И оказалось, что родная земля выкормила стольких славных поэтов и писателей!

– Вот это да! Молодец какой ваш глава! Неужели сам додумался? Или подсказал кто? – Алексей посмотрел на Севостьяныча.

Дед Ермолай засмущался:

– Да… В общем говоря… В целом… Сам. Тут другая жизнь начнётся скоро, увидишь! Телефон нормальный наконец-то провели, связь без перебоев.

– А ты, дед, отправил уже свои рассказы?

– Нет, обожду пока. Там и без меня целая очередь! А первый в списке – Колька Быков! Помнишь, говорил я тебе о нём? Решил писать рассказы о пиратах, о морях-океанах. Анюта его спрашивает: «Это зачем? Выдумки какие-то». Он ей и отвечает: «Никакие не выдумки! В истории и не такое случалось!»

Алексей только головой качал. Дед будто помолодел лет на десять-пятнадцать! Вот что с человеком делает ощущение того, что он на своём месте, что он нужен кому-то!

– Знаешь, что ещё? – не унимался дед Ермолай. – Порядин, глава наш, собрал работы на конкурс «Душа деревни». Вот, участвую…

Внук улыбнулся:

– Горжусь!

Заглянула Ангелина Фёдоровна:

– Ой, простите, я не вовремя…

– Отчего ж? Проходи! Сегодня мы тебя угощать будем! Знакомься: Лексей, внук мой!

Так дед Ермолай обрёл спокойствие.

***

Стояло солнечное утро. Дети запускали воздушного змея где-то в поле, Ангелина Фёдоровна выбирала на рынке новый платочек, Порядин участвовал в очередном совещании, а Михал Игнатьич правил карандашом статью Петровны об удоях. Дед Ермолай чинил радиоприёмник.

Серёжка постучал в дверь:

– Вам письмо! В огромном конверте! Опять!

– Что же это? – удивился Севостьяныч.

– Ох, и интересно же!

– «Уважаемый Ермолай Севостьянович! Спешим сообщить, что Вы заняли первое место в конкурсе прозаических произведений «Душа деревни»! Благодарим за искренность, теплоту и бережное обращение со словами!»

– Такие дела, Серёжка, – тихо улыбнулся дед Ермолай, – приходи чай пить, когда работу закончишь! У нас по вечерам компания собирается…

– Приду! Не один, а с конфетами, – добавил почтальон, – а Вы будто и не рады?

– Рад я, Серёжка. Да оказывается, счастье моё и без этой грамоты, и без го-но-ра-ра было полным. Хорошие люди рядом – главное богатство. А скольких хороших людей я встретил за это время – и не сосчитать. Вот моя награда. Теперь, оказывается, и творчество к месту…

Нет, не умрёт деревня, не станет прошлым, не растворится в сером дыму и в ослепляющем свете фонарей, пока есть на свете такие характеры!