Рыжее счастье - Наталия Рощина

Сна не было. Мара лежала, стараясь отвлечься от навязчивого храпа. Сделать ей это было трудно. Оставалось снова отдаться в руки безжалостной памяти. Мара вернулась к событиям прошедшего вечера, когда она решительно вышла за околицу поселка. До вокзала нужно было пройти километра два. Посмотрев на свои поношенные сапоги, грязь, в которую ноги вгрузали по самые щиколотки, Мара вздохнула. Пальтишко тоже не слишком спасало от холода, согревал только пуховый платок бабушки, который Мара носила после ее смерти. Потуже завязав его под подбородком, Мара ощутила мягкое прикосновение к шелковистому пуху. Бабушка была мастерица. В ее платках ходило практически все женское население поселка. И хоть Мара и сама умела вязать, до такой работы, по правде, ей еще было далеко.

— Ничего, я научусь, я все смогу, если надо — все! — Мара решительно зашагала по вязкой грязи.

На пути оказались опустевшие, давно заброшенные одноэтажные просторные дома из белого кирпича, в которых когда-то жили цыгане. Постройки выглядели солиднее, чем большинство домов в поселке. Выросли они быстро, когда неожиданно появились новые поселенцы, наведя панику и переполох среди населения поселка. Женщины смотрели на них с опаской, предупреждая детей, чтобы не вздумали даже разговаривать с этой черномазой братией. Однако, несмотря на предупреждения, дети любили тайком прибегать сюда, слушать громкие разговоры, есть печеную картошку, петь душевные песни у костра. Мара тоже не один раз без спроса побывала у гостеприимных, шумных цыган. Но однажды все здесь стихло: табор собрался и покинул обжитое место. Позднее из разговоров взрослых Мара узнала причину столь неожиданного решения: убили цыганского барона. Дома опустели и теперь взирали на окружающих пустыми окнами с выбитыми стеклами.

Проходя мимо построек, Мара не удержалась, чтобы не подойти к ним поближе. Она прошла мимо первых домов, отмечая, как отсутствие жизни делало свое дело: стены отсырели, кое-где кирпич треснул, в пустых проемах окон хозяйничал ветер. Во дворах лишь грязь и столбы с остатками веревок, на которых когда-то сушили белье. Поддавшись неожиданному порыву, Мара открыла дверь одного из домов и вошла внутрь. Здесь было сыро, холодно, пусто. Темнело, и Мара шла, осторожно ступая. Ей было жутковато. Вспоминалось, как по этим большим комнатам бегали босиком ребятишки с вечно измазанными личиками, сновали женщины, одетые в немыслимое количество юбок, в ярких платках, часто курившие трубки. Тишина, стоявшая теперь в доме, казалась зловещей. Но вдруг Мара различила едва уловимый шорох, и тут же прозвучал голос, испугавший ее настолько, что тело застыло, перестав повиноваться. Страх сковал Мару, ей чудилось, что удары ее сердца эхом отзываются в пустом пространстве.

— Стой! Не оборачивайся! Ты кто такая? — Голос был строгий, мужской. Мара не могла ответить, потому что в этот момент словно онемела. Бежать тоже не могла — ноги словно пригвоздили к полу. А голос прозвучал еще требовательнее. — Стой, не двигайся!

— Стою… — прошептала Мара, услышав за спиной негромкие шаги. Она не оборачивалась, зажмурилась, прижав к груди свой маленький узелок. Прошло несколько мгновений.

— Глаза-то открой. — Теперь в голосе была насмешка. — Я не привидение.

Открыв глаза, Мара увидела невысокого парня, одетого так же бедно, как и она сама. Он явно замерз, потому и потирал руки. Его чернющие глаза пытливо уставились на Мару, брови сошлись на переносице, но лицо не казалось суровым, скорее комичным. Это все из-за шапки. Потрепанная ушанка придавала незнакомцу комичный вид, и Мара прыснула. Страх отступал, уступая место удивлению и любопытству.

— Что смешного? — явно смутился парень.

— Ничего, — сразу ответила Мара, машинально поправляя платок. К ней вернулась смелость. — Плакать мне, что ли?

— Что ты здесь делаешь?

— А тебе-то что? — окончательно осмелела Мара.

— Бойкая ты, как я посмотрю!

— По-другому сейчас нельзя, — стараясь выглядеть как можно увереннее, ответила Мара. Желание казаться бесстрашной на самом деле подействовало. Она уже не чувствовала опасности от этой неожиданной встречи и потому решительно протянула руку. — Давай знакомиться по-человечески. Меня зовут Мара, а тебя?

— Филипп, — протянул он в ответ холодную ладонь, осторожно отвечая на крепкое рукопожатие.

Синие глаза девушки смеялись, и он почувствовал, как попадает под власть этого магнетического взгляда. Что-то в ней, плохо одетой, замерзшей, было такое, что притягивало, как магнит. С ним такое уже бывало. Он знал, что теперь не сможет нормально разговаривать, потому что примется задумываться над каждым словом, а это всегда делает его глупым, уязвимым. Филипп шмыгнул носом, сетуя, что встретились они не в самый лучший момент его жизни. Он уже сожалел, что сам затеял это неуместное знакомство. Вот увидела бы она, как он здорово дерется, как уважают его сверстники и парни постарше! Тогда она бы наверняка гордилась знакомством с ним, а теперь… Все в прошлом. Он — сбежавший из дома пацан, которого, может быть, никто и не станет искать. Кому он нужен? Никому нет до него дела. Былинка на ветру, куда дует — туда и унесет его. И сопротивляться нечего, потому что ему все равно, где оказаться, лишь бы подальше от родного дома. Это раньше в нем было уютно, но после смерти отца мать вышла замуж и словно позабыла о том, что у нее есть сын. Он стал лишним в их просторном доме. Отчим не потрудился найти с ним общий язык, а значит, решение принято верное. К тому же вчера этот широкоплечий детина поднял на Филиппа руку. Он посмел таким способом утверждать свою власть. Нет, наверняка ему и в голову не могло прийти, что этот невысокий парнишка так ответит. Филипп снова ощутил боль в руках, в онемевших кулаках, обрушивших град ударов на взрослого мужчину. От неожиданности отчим упал на пол, сильно ударившись головой, а Филипп продолжал бить его, ощущая, как кровь разогревается, разливается по телу, разнося в самые дальние его уголки сознание сладкой мести, удовольствия от каждого удара. Не было жалости, а вид крови на лице, волосах отчима распалял парня все больше. В какой-то момент он перевел дух и услышал неприятный хрип. Отчим извивался на полу, пытаясь что-то сказать. Последний раз пнув его под ребра, Филипп наскоро оделся и вышел из дома, прихватив с собой кое-какие деньги. Он совершенно спокойно вытащил их из кармана тулупа отчима и при этом грубо выругался: слишком ничтожная сумма. Ничтожна, как и тот, кто в этот момент лишился ее.

Филипп давно решил для себя, что дома ему оставаться нечего. Он все ждал какой-то подсказки свыше, что ли? Но этот вечер поставил жирную точку вместо знака вопроса. Филипп ушел, не жалея ни секунды об этом. Пусть живут как знают. Ничего, он не пропадет. Он найдет себе в городе такую работу, что все только позавидуют. Он на многое способен, только бы немного удачи — без нее, как известно, никак нельзя. Ему обязательно повезет!

Из задумчивости Филиппа вывел голос девушки:

— Красивое у тебя имя, — улыбнулась Мара. Все это время она уже бесстрашно разглядывала своего нового знакомого. — Филипп. Мне нравится.

— Обычное, по-моему. Имя как имя, а вот твое я впервые слышу.