Проклятая сабля крымского хана - Ольга Баскова

— Да, вам обоим придется постараться за эту сумму. — Ройтман придвинул к себе салфетку, вынул паркеровскую ручку и что-то написал. — Глядите, это на каждого.

Жанна первая схватила салфетку. Ее зеленые глаза округлились, напомнив советские пятикопеечные монеты.

— Вы это серьезно?

— Я никогда не обманывал своих работников, — заверил Ройтман.

— Тех, кто оставался в живых после ваших предприятий, — съязвил Андрей.

— Если они всё делали умно и правильно, то, поверьте мне, оставались, — сказал хозяин. — Разумеется, я не могу всего предусмотреть — в его доме я никогда не был. Да он и не пустил бы меня.

Жанна сидела в плетеном кресле, потеряв дар речи. Сумма, предложенная Ройтманом, была действительно сказочно велика и давала возможность все начать сначала. За такие деньги можно попробовать рискнуть.

— Когда мы выезжаем? — поинтересовалась она, слегка оправившись от шока.

— Сегодня ночью, — отозвался Ройтман. — Сейчас вас сфотографируют, останется только наклеить фотографии. Перед этим вас слегка загримируют и используют фотошоп, сделав моложе. Видите ли, вам придется дня три бродить по болотам, чтобы добраться до его дома. Никакой грим не выдержит. Если Завьялов потребует паспорта и найдет некоторое несходство, это можно будет объяснить давностью фотографии. А теперь, — он достал борсетку из крокодиловой кожи и вынул карту, — изучите это. Из аэропорта вам придется выехать на автобусе, потом пересесть на электричку, выйти на станции и дальше идти пешком. Разумеется, я снабжу вас консервами, необходимой одеждой, палаткой и вещами.

Ломакин взял карту. Жанна встала с кресла и подошла к нему.

— От железнодорожной станции нам придется тащиться по разбитым дорогам, тропинкам и болотам, — заметил Андрей. — Вы когда-нибудь ходили по болотам?

Молодая женщина покачала головой:

— Я жила в приморском городе. В его окрестностях не было болот. А ездить в болотистую местность на экскурсию не было желания.

— Теперь придется. — Ломакин проводил Ройтмана недобрым взглядом. — Этот жирный боров все просчитал. Во всяком случае, ему так кажется.

— А вам кажется иначе… — протянула женщина. Когда впереди замаячили деньги, страх куда-то улетучился, появилась вера в лучшее. — Думаю, у нас есть шанс попасть к этому Завьялову.

— Шанс есть всегда, — кивнул электронщик, — но у нас с вами он очень призрачный.

— Я готова рискнуть, — вздохнула Жанна. — У меня нет другого выхода. Возвращаться в турецкий бордель я не собираюсь — лучше смерть. Сидеть в российской тюрьме пожизненно — тоже не собираюсь. А вас как нашел в Турции Ройтман?

— Просто встретил в аэропорту, — признался Андрей. — Агентура его работает великолепно. Ладно, давайте оставим лирику. Хочешь не хочешь, идти придется. Мне кажется, лучшее, что мы сейчас сможем сделать, — отдохнуть перед дорогой. Идите в свою комнату. Я еще немного посижу здесь, лучше изучу карту, потом тоже прилягу.

Жанна зевнула:

— Да, пожалуй, вы правы.

Десять лет пробежало, как один день. Девлет рос, обучался военному искусству у лучших янычаров, и вскоре мастерски владел оружием и держался в седле как влитой. Стройный, как тростинка, с тонкими чертами лица, он пленил не одну женщину, но ответил на любовь только прекрасной наложницы Нариме, приглашая ее ночами в свои покои и предаваясь страсти с белокурой полонянкой.

— Скоро ты уедешь, я это чувствую, вернешься к себе на родину, — Нариме жадно всматривалась в лицо любимого, словно желая запомнить его на всю жизнь, — клянусь Аллахом, я никогда не полюблю другого.

— Если мне придется уехать, ты отправишься со мной, — обещал Девлет, но сам не верил своим словам. Если ему придется уехать, он вряд ли возьмет наложницу. Она принадлежит Сулейману, и не важно, что султан не проявляет к ней интереса и делает вид, что не замечает, как привязан к ней Девлет. Впрочем, вряд ли он уедет отсюда. Как-то в доверительной беседе Сулейман в сердцах воскликнул:

— Ты слишком хорошо относишься к Саадет Гирею! Может быть, и он к тебе неплохо, но в борьбе за власть все забывают о чувствах — даже родственных! То, что Саадет Гирей тебя не убил сам и не приказал сделать это своим верным псам, — чудо. Благодари Аллаха, что он сохранил тебе жизнь.

Девлет Гирей задумался над его словами. Что ни говори, а султан прав. Его холеные, но сильные руки тоже обагрены кровью. Жизнь во дворце многому научила Девлета. Он понял, что стены дворца хранят тайны, по большей части очень мрачные. Сколько людей было заколото и отравлено в роскошных комнатах! Блестящая дорогая парча, мебель, изысканная роспись на стенах не улучшали атмосферу этого города в городе. Встроенные в стену фонтаны своим журчанием часто не скрывали стоны несчастных… Длинная труба, спускавшаяся к морю, принимала в свои чудовищные недра провинившихся невольниц. Девлет никогда не видел, как убивают, но узнавал об этом от других, говоривших шепотом, боявшихся поплатиться за свою откровенность. Убивали ночью, а потом в Фонтане Палача, мирно журчавшем возле городских ворот, мыли окровавленные орудия преступления. Сулейман выносил смертные приговоры довольно часто и с поразительным спокойствием. И паренек усвоил незыблемое правило сильных мира сего: если хочешь добиться власти — переступи через жалость, любовь и другое — то, что многие, наверное, считают жизненными ценностями. И он старался воспитать себя настоящим воином, искоренить чувства, которые, по его мнению, будут мешать в будущем.

— Когда-нибудь ты станешь ханом, — говорил ему Сулейман уверенно. — Мне кажется, Саадет Гирей недолго продержится на троне.

Девлет не верил его словам. Дядя выслал его, десятилетнего ребенка, чтобы Девлет не претендовал на власть, когда мальчик еще и не помышлял об этом. Неужели сейчас Саадет Гирей откажется от лакомого куска? Однако, на его удивление, Сулейман не ошибся.

Как гром среди ясного неба однажды прозвучали его слова о том, что Саадет Гирей добровольно отрекся от власти.

— Крымские беи требуют поставить кого-то из рода Чингисидов, — сказал султан. — Тебе уже восемнадцать — прекрасный возраст для того, чтобы принять власть. Мы многому научили тебя, и, я надеюсь, ты не забудешь этого и станешь нам верным другом и союзником.

Девлет Гирей преклонил колена.

— О великий султан, — начал он, — клянусь Аллахом, что никогда не забуду твоих благодеяний.

— Иди сюда, мой мальчик. — Сулейман крепко обнял его. — Помни, что и мы твои верные союзники. Ты всегда можешь обратиться за помощью. Ты должен поехать на родину и попытаться заслужить уважение крымских беев. Если тебе удастся сделать это в короткий срок, то я назначу тебя ханом и смещу Ислям Гирея. Крымские беи уже провозгласили его ханом. Ислям передал мне депешу с корабельщиками. Ох уж эта татарская хитрость! В самых изысканных выражениях он просит меня назначить достойнейшего из достойных и обещает покориться любому решению, однако я этому не верю. Повторю, я отправляю тебя на родину, чтобы ты пригляделся к обстановке и понял, сможешь ли взять власть в свои руки. Ислям Гирей многое знает и умеет, лучшего советчика тебе, пожалуй, не сыскать. Я назначу его твоим калгой. В общем, — он нервно теребил бороду, — поезжай, брат мой, и срочно сообщи мне по приезде, что делается в Крыму.