Дюльбер 1918 - Андрей Владимирович Поцелуев

якобы носители государственных тайн.

МИЛИЦА. Наивные разговоры. А я думаю, что достаточно ему получить приказ из Петрограда, и он пристрелит нас с превеликим удовольствием.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Ах, когда же наконец все это пройдет и мы опять сможем жить спокойно, как все приличные люди. У меня, например, страдает чувство чистоплотности. Здесь трудно принять ванну, уже несколько дней вообще нет воды.

МИЛИЦА. Почему в Европе живут хорошо и смирно люди. Каждый знает, что ему делать, исполняет свой долг добросовестно и не делает вреда другим. Это же так просто. А у нас разруха, голод, гражданская война.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Это потому, что люди перестали верить в Бога. Может, за то и расплачивается русский народ, что отказался от Бога. В царствование моего мужа в России было открыто пять тысяч церквей и часовен. И молитва была постоянным спутником нашей жизни. Как бы ни испытывал нас Господь, если сохраним веру и будем молиться, найдем силы выдержать.

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Мама, а есть ли новые письма от Ники?

МАРИЯ ФЕДОРОВНА (вздыхая.) Мысли о Ники не дают мне покоя. Последнее письмо от него было в апреле этого года. Я нахожусь в подавленном состоянии в ожидании новых бед и несчастий. В последнем письме он рассказывал, что с ними ужасно обращаются. Дом с двух сторон окружен высокими стенами, из-за которых ничего не видно. Кормят плохо.

МИЛИЦА. Я не понимаю, почему он вообще находится в тюрьме? Что плохого он сделал?

ИРИНА. Советы цинично заявляют, что они беспокоятся о его безопасности, так как народ якобы хочет с ним расправиться.

Входит Петр Николаевич.

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Ах, как у вас хорошо. Пахнет кофе… Правда, какой-то незнакомый запах. Забываешь об ужасах гражданской войны. Я пришел сказать, чтобы вы закрывали окна у себя на ночь. Ожидается сильный ветер и дождь. Есть ли новости от Ники?

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Увы, никаких. Как мучительно жить в отсутствие достоверных сведений.

Встает, поворачивается к иконам и крестится.

Боже, спаси моих сыновей, помоги им в тяжких испытаниях.

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Отсутствие новостей — плохой признак.

Пауза. Раскаты грома все сильнее.

Входит Задорожный. У него скорбный вид. Он пытается что-то сказать, но видно, что ему очень трудно говорить.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Задорожный, что случилось? Говорите яснее.

ЗАДОРОЖНЫЙ (говорит сбивчиво и тихо.) У меня для вас плохие новости. Севастопольский Совет получил сведения о том, что бывший российский император… бывший российский император… мертв, как, впрочем, и вся его семья.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА (кричит.) Что? Повторите громче.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Их расстреляли в ночь на семнадцатого июля одна тысяча девятьсот восемнадцатого года в Екатеринбурге, в подвале Ипатьевского дома. Погибли все: император Николай Второй, императрица Александра Федоровна, наследник цесаревич Алексей, великие княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия. Также убили повара, камердинера, врача и горничную. Всех…

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Это ложь, это чудовищная ложь.

ЗАДОРОЖНЫЙ. К сожалению, это правда.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА (сдерживая слезы.) Главная обязанность человека, Задорожный, быть честным. Лгать скверно и грешно. У вас приступ дурной лжи.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Это ложь.

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Ложь.

ИРИНА. Ложь.

Задорожный, чувствуя себя здесь лишним, уходит.

Мария Федоровна в возбуждении ходит по комнате.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Нет, нет. Я никогда не поверю в смерть Ники. Никогда. Последний раз, когда я его видела, я застала сына внешне спокойным, но глубоко проникнутым сознанием ответственности момента… а дети, мои внучки и внук. За что их расстреляли? Чем они виноваты?

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Очевидно, большевики не хотят оставлять белым живых символов… Боюсь, что расстрел царской семьи — правда. За это время мы слишком хорошо изучили большевиков, чтобы поверить в чудесное спасение государя.

МИЛИЦА. А если это все-таки слухи, и они живы?

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. К сожалению, есть косвенные доказательства убийства Ники. Я обратил внимание, что в одной большевистской газете несколько дней назад стали печатать отрывки из его дневников. Из этого можно сделать вывод, что дневники бывшего императора попали в чужие руки.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Почему же вы молчали?

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Я подумал, что эти дневники — выдумка, плод нездоровой фантазии.

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Если это правда — это грязное убийство. Я любила Ники, добрейшего из людей, настоящего джентльмена, любившего свою страну и свой народ.

ИРИНА. В это невозможно поверить.

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Вряд ли тогда Задорожный сообщил бы нам эту грустную новость. Очевидно, он получил телеграмму из Петрограда.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Не могу и не хочу в это верить. Я просто не могу это вынести.

Сколь низко могут пасть люди, которые отвергли христианские заповеди, возлюбившие грех, утратившие человечность, вкусившие дурман лже-идеи.

Говорит твердо и уверенно.

Я не верю в смерть моего сына и верю в его чудесное спасение. И запрещаю служить панихиду по нему во всех церквях Крыма.

Картина вторая

В гостиной офицеры курят и играют в карты. Феликс играет на гитаре.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. А я вот валетиком покрою. Так, а теперь извольте дамочку принять… Позвольте, позвольте, у меня еще туз есть. Все, я выиграл.

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. С вами, Сандро, невозможно играть. Вам везет. Вы всегда выигрываете.

КУЛИКОВСКИЙ. Да уж… пятая партия подряд.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Это, господа, не везение, а умение. Хорошая карта идет к хорошему игроку.

Петр Николаевич встает, идет к другому столику, где стоит графин с водкой, наливает полстакана и выпивает залпом. Потом отходит от стола на несколько шагов и, передумав, возвращается. Наливает еще полстакана и опять выпивает залпом. После этого садится в кресло и начинает читать газету.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. А ты, Петр Николаевич, стал много пить. Думаешь, так забудешь тяготы нашей жизни. Дудки.

КУЛИКОВСКИЙ. Ну и что пишут в газетах?

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ (не отрываясь от газеты.). Пишут о победах большевиков на всех фронтах. Ну и длинные столбы с речами Ленина, и Троцкого. (Пауза. Откладывает газету.) Нет, ну какое было преступление со стороны Временного правительства допустить Ленина и компанию в Россию. Да еще дали возможность проникнуть в армию. Ленин — это немецкий шпион, а большевики — немецкие агенты. Гражданская война — это самое страшное, что может быть в России. Русские убивают русских. Как остановить это безумие?

КУЛИКОВСКИЙ. Я очень надеюсь на офицерство, ведь они претерпели немало унижений от революционных солдат и матросов. Но офицеры воевать не желают. По разным причинам. Кто-то устал от войны, кто-то не хочет оставлять семью и ехать в неизвестность, кто-то просто ни во что не верит.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ