Сновидец. Мистер Невозможность - Мэгги Стивотер

Хеннесси стояла перед полотном с нее ростом. В ее руке была кисть, которая также могла служить ножом. Она с легкостью могла представить, как лезвие вспарывает холст, как ткань расходится вокруг пореза. Сколь восхитительно и драматично это разрушило бы идеально нетронутое пространство холста.

– Давай обратимся к Хеннесси-художнику, – резко сказал Брайд. – Хеннесси, которая создает, а не разрушает. Что бы она создала, если бы могла?

– Та, о ком ты твердишь, – Джордан, – произнесла Хеннесси. – Она – художница, я – фальсификатор.

– Вас не двое.

– Тебе нужны очки, приятель, – сказала Хеннесси.

– Ты была художником до того, как создала Джордан.

Однако Хеннесси не могла вспомнить, это было слишком давно. По крайней мере, осознанно.

– Прекрасно, – раздраженно сказал Брайд. – Тогда покажи мне, что бы она смогла сейчас создать. Предполагаю, она лучше умеет прислушиваться.

Как бы Джордан использовала это место грез? Что если бы Хеннесси была иллюзией, а Джордан вместо нее обладала всей этой невероятной силой?

«Искусство, – как однажды Джордан сказала Хеннесси, – больше, чем реальность».

Нож исчез, Хеннесси начала рисовать. Из-под мягкой щетины кисти появлялись смелые мазки великолепного пурпурного цвета, столь насыщенного, какого раньше не видел ни один человек.

Джордан бы понравилось. Тирский пурпур поблек бы рядом с этим цветом.

Почему Джордан не настояла, чтобы отправиться в эту поездку с Хеннесси?

«Ты знаешь почему», – прорычал сон.

Джордан упорхнула с Дикланом Линчем, отделавшись парой жалких протестов. Она так долго ждала предлога, чтобы оставить Хеннесси, и теперь он появился.

Гроза снаружи приближалась, края облаков были темными и резкими.

– Продолжай выполнять задание, – приказал Брайд.

Пурпурная краска на холсте расплылась в форме пышных лиловых губ. Губ Хеннесси… нет, Джордан. Почти одно и то же, но принципиально разное. Губы улыбались. Хеннесси копировала улыбки, наблюдая за ртами людей.

Девушка осторожно добавила тень, придав рисунку объем. Чернильно-черный цвет выглядел темнее и правдивее, чем любая черная краска в реальной жизни.

Брайд вскочил так быстро, что опрокинул стул.

– Да. Да, именно так. Вот для чего нужны сновидения. Зачем готовить веганские бургеры, просто ешь чертовы овощи и наслаждайся ими.

Целовал ли Диклан Джордан? Наверняка. Хеннесси обмакнула большой палец в бледно-розовый оттенок на палитре, а затем провела краской по нижней губе. Акцент мгновенно преобразил изображение, сделав губы влажными, полными и предвкушающими. Это было более чем по-настоящему. Суперреально. И дело не только в том, как выглядели губы. А в том, что они чувствовали. Образы, воспоминания и ощущения – все в совокупности, как бывает лишь во сне.

– Остановись, – велел Брайд. – Это то, что ты вернула. Прочувствуй это. Не дай этому измениться. Попроси силовую линию помочь. Это может…

Он замолчал, выражение его лица стало отсутствующим. Внезапно Хеннесси подумала: «колеса».

Колеса?

Брайд крикнул:

– Ронан Линч! Прекрати немедленно!

У нее даже не было времени что-либо почувствовать, например, как воздух исчез из комнаты, что было забавно, так как она никогда не задумывалась о дыхании во сне.

Затем все исчезло.

Хеннесси, вздрогнув, проснулась.

Она двигалась.

И не просто перемещалась, а перемещалась быстро.

Это было как в кино. Она наблюдала сверху и видела себя внизу – так Бог смотрит с неба на свое творение. Стройная чернокожая девушка с афро кувыркалась, шлепаясь то попой, то грудью, то снова попой по сотням аккуратно сложенных тюков сена в старом сарае. Ее безвольное тело оказалось причудливо заключено в клетку, схожую с огромным деревянным колесом для хомяка.

Редко случалось, чтобы мир наяву казался менее реальным, чем мир сновидений. Однако ситуация не прояснилась до тех пор, пока она не рухнула на пол сарая, дыхание рывками покидало ее парализованное тело.

Общая картина выглядела так: Колеса! Колеса! Колеса!

То, что она приняла за колесо для грызуна вокруг нее, оказалось переплетением настоящих колес. Нескольких из множества заполонивших амбар. Здесь были мощные тракторные колеса, изящные велосипедные, маленькие игрушечные колесики. Деревянные колеса от кареты высотой с человеческий рост. Пластиковые рулевые колеса размером с ребенка. Спицы свисали со стропил. Обода зажаты тюками сена. Они прокатились по манекенам и уперлись в двери. На каждом колесе было напечатано или выжжено одно-единственное слово: «tamquam». Все выглядело как художественная инсталляция. Розыгрыш. Безумие.

Это взрывало Хеннесси мозг.

Часть разума шептала: «Так было всегда. Колеса всегда были здесь». Однако другая часть знала лучше. Так неизменно случалось, когда она наблюдала за проявлением грез других сновидцев. Они не просто возникали по волшебству. Напротив, магия сна изменяла ее воспоминания. Не полностью. Как раз достаточно, чтобы создать две реальности. Одну, где грезы существовали всегда, и другую, где их не было.

Разрыв мозга.

– Ронан, – голос Брайда звучал раздраженно.

Зашипев, вспыхнул тусклый огонек, осветив Брайда на полпути к возвышающейся кипе старых тюков сена. Проведенное сновидцами обследование Музея живой истории выявило три приличные локации для сна: небольшая диорама, имитирующая тесные спальные помещения подводной лодки, односпальная кровать с балдахином в спальне какого-то исторического деятеля и это – огромное воссоздание старого сенного сарая, настолько реалистичное, что, казалось, оно действительно функционировало здесь еще до музея.

Брайд, не переставая жаловаться, спускался по тюкам сена.

– Тебе не надоело это делать?

Поскольку с тех пор как они отправились в путешествие с Брайдом, Ронан не впервые разгромил место их ночлега. Он завалил туристический лагерь кровоточащими камнями. Разрушил гостиную заброшенного дома небольшим торнадо. Проломил стену дешевого мотеля невидимой машиной. Завалил комнаты дохлыми дождевыми червями, шипящими микрофонами, школьными учебниками и просроченным беконом. В каждой точке на карте, где они останавливались, оставался неизгладимый след Ронана Линча.

Хеннесси неохотно признавала, что в крошечном никчемном уголке ее души она была этому рада. Поскольку пока Ронан Линч, великий Ронан Линч, лажал, это делало неспособность Хеннесси вышвырнуть Кружева из ее грез не такой уж ужасной.

– Хеннесси, ты проснулась? – спросил Брайд в пустоту.

Хеннесси пока не могла ответить. Или пошевелиться. Такое всегда происходило со сновидцами после крепкого сна. Они в течение нескольких минут наблюдали сверху за своими временно парализованными телами. Хеннесси все еще привыкала к мысли, что эта временная потеря подвижности не равнозначна позору. Когда-то раньше для нее это означало, что она создала очередную копию себя. Означало провал. В настоящий момент, хотя она и не могла видеть, что принесла с собой из сна, была уверена, что, по крайней мере, это не еще одна Джордан Хеннесси.