Зло, которое творят люди - Сандроне Дациери

Ее сын спал в комнате напротив при свете маленького ночника, включенного в розетку. Ему было семь лет, но из-за крошечного роста он выглядел еще младше. Белоснежная кожа мальчика выделялась в темноте, светлые волосы были взъерошены. Он был похож на ангелочка, и Италу захлестнула волна любви к этому хрупкому человечку. Она легла рядом и обняла его, не разбудив. Вдохнула его вкусный запах и, как всегда, вгляделась в его лицо, выискивая признаки перемены, которая, как она боялась, рано или поздно наступит.

«Чепуха, у тебя просто разыгралась паранойя, – сказала она себе. – Твой сын совершенно нормален». И все же эта мысль занозой засела под кожей, причиняя боль при каждом прикосновении. «С тобой такого не случится», – мысленно обратилась она к сыну, одарив его еще одним легким поцелуем. Мальчик, всхрапнув, заворочался, но не проснулся.

Итала вернулась в свою комнату, глотнула красного из горлышка и начала листать досье, которое прислал Нитти. Как она и предполагала, он приукрасил свою следственную версию. Контини работал на заправке возле школы второй жертвы, Санта-Мария дельи Анджели, но никто не засвидетельствовал, что видел, как Женевьева останавливалась там, чтобы заправить мопед. Контини видели в пиццерии первой жертвы, Карлы, но идентификация выглядела сомнительной. Другое дело – связь с Кристиной, третьей жертвой, которой Итала уделила особое внимание. Она была дочерью двух офисных сотрудников, и друзья и родственники единодушно считали ее порядочной, прилежной и очень набожной девочкой. После окончания занятий в лицее в Кремоне она каждый день посещала мессу и состояла в ультракатолической организации, где все девушки давали обет целомудрия до замужества.

Однако карабинеры, которые при желании знали свое дело, разыскали парня Кристины, о котором не знала ее семья. Им оказался двадцатичетырехлетний заправщик Джузеппе Контини – девушка познакомилась с ним в заведении, которое посещала днем по субботам и воскресеньям.

В день исчезновения Кристины их видели вместе. Один из свидетелей заявил, что «они, похоже, поругались», но Контини отрицал знакомство с девушкой. Это все, что имелось против него, несмотря на то что карабинеры вывернули его наизнанку, словно кальсоны. Нитти даже просил высшее командование привлечь к делу больше людей, но это не помогло. Итале предстояло найти улики и нанести решающий удар.

Она проглотила кусок жирного хлеба, оставшийся на подушке, и, как всякий раз, когда собиралась совершить какую-нибудь гнусность, вспомнила дона Альфио, священника из ее детства, с его проповедями о всемогущем и всевидящем Господе. Во время проповедей дон Альфио срывался на крик, и его было слышно даже с паперти. Он багровел от напряжения, еще больше повышая голос, когда выкрикивал такие слова, как «блуд» и «прелюбодеяние», уставившись на прихожанок, которые в его глазах являлись сплошь отпетыми греховодницами. Итала боялась его. Она боялась, что он появится среди ночи, чтобы затащить ее в ад и покарать за грехи, о которых она даже не подозревала. Дон Альфио давным-давно умер, но Итала часто слышала в голове его голос, осуждающий ее поведение как непристойное или аморальное. И в этот момент ей показалось, что рука старого священника уже нащупывает ее щиколотку, готовая увлечь ее, Италу, в преисподнюю.

Тревога не покидала ее до следующего дня, когда она повезла Чезаре в школу. Погода резко изменилась, и на землю обрушился ледяной ливень, будто стояла не осень, а конец зимы. Когда под градом капель они пересекали мост через По, Итала сбавила скорость, чтобы посмотреть на реку. Вода поднялась и покрыла гектары деревьев и лугов. Тело Кристины нашли под третьим столбом слева, рядом с которым находилась первая секция нового железнодорожного виадука. Участок оставался огороженным в течение месяца, прежде чем строители подали запрос о возобновлении работ. Если там и было что-то, что могло дать какие-то ответы, теперь это место покрывали песок и бетон.

Итала направилась в Кастельветро, где Чезаре жил с ее свекровью Мариэллой. Эта коммуна находилась в шести с лишним километрах от Кремоны, на таком же расстоянии от границы региона, и в ней росли такие же деревья и стояли такие же низкие дома тех же цветов, но в то же время все было иначе. Здесь ели другие блюда, говорили с более резким акцентом, который действовал Итале на нервы, и местные, как правило, в большей степени проявляли экспансивность. Итала предпочитала высокомерие кремонцев, их тихое пьянство.

Чезаре проснулся, только когда школа оказалась в двух минутах езды.

– Мама, ты злишься? – робко спросил он.

– Ну что ты, я никогда не злюсь.

– Кроме как на бабушку.

Итала не стала озвучивать того, что думала.

– У бабушки специфический характер.

– Она говорит, что стала нервной с тех пор, как умер папа. Потому что он был ее единственным сыном.

Итала воспользовалась красным светофором, чтобы взглянуть на сына, и натянуто улыбнулась:

– Это огорчает не только ее.

– Ты никогда об этом не говоришь.

– Мне так легче. Это большое несчастье.

Чезаре пожал плечами:

– Почему мне нельзя жить с тобой?

У Италы сжалось сердце.

– Ты же знаешь, что мама постоянно работает. А бабушка может за тобой присмотреть.

– А почему ты не можешь жить с нами?

– Мы это уже обсуждали, помнишь? – Итала попыталась сменить тему. – Как бы то ни было, я просто задумалась.

– О чем?

– О работе. У меня есть обязанности, которые мне не очень нравятся. Там, где я родилась, говорят: «Дятел долбит в голове». Знаешь такую птицу, которая клюет стволы деревьев?

– Понятно, – ответил Чезаре. – У меня тоже так бывает.

– Тебя что-то беспокоит?

Чезаре покачал головой.

– Как по-твоему, я смогу стать полицейским, когда вырасту?

– Разве ты не хотел стать врачом? – удивилась Итала.

– Полицейским врачом?

– Чече, ты не расстроишься, если я кое-что тебе скажу?

– Не знаю.

– Я очень надеюсь, что ты передумаешь.

– Почему?

– Солнышко, существуют профессии получше. У моих родителей не было денег, чтобы дать мне образование, но ты можешь стать тем, кем захочешь. Не спеши с выбором.

Итала высадила его перед школой, и Чезаре обнял ее так, будто был уверен, что никогда больше ее не увидит. Она резко тронула машину с места, чтобы избавиться от гнева и печали, которые испытывала всякий раз, когда приходилось расставаться с сыном. Чтобы прогнать невеселые мысли, она остановилась у первого же таксофона и позвонила в штаб карабинеров, прежде чем вернуться в Кремону и показаться на службе.

Итала подписала пару рапортов, полюбезничала с комиссаром, который всегда относился к ней так, будто поражался, почему он видит ее без метлы в руке («Не была бы хоть такой страхолюдиной…» –