Раздел имущества - Диана Джонсон

Пам помолчала, сделала несколько глотков из своего бокала и закрыла лицо руками. Судьба Адриана Венна теперь официально ее не касалась. Она кратко пересказала то, что услышала по телефону. Лавина во Французских Альпах. Его накрыло лавиной, откопали его уже почти мертвым. Его новая жена, вероятно, была вместе с ним — звонивший ничего не сказал об этом. Огромные лавины. Спасательные работы еще продолжаются. Она взглянула на потемневший сад за окном. Во Франции сейчас на час позже, не может быть, что там до сих пор раскапывают снег.

— Боже мой, — сказал Руперт, понимая, насколько банально звучит это выражение, но что еще можно было сказать?

Он размышлял о бренности всего живого, о поэзии справедливости, о страшной, карающей руке судьбы. Он видел, что и Поузи думает об ужасном конце их отца, заживо погребенного в ледяной могиле. В этом, как и во всем, что происходило раньше, был весь их отец: полный жизни, энергичный, раздражительный, непредсказуемый.

Поузи шмыгнула носом, чувствуя, что должна заплакать.

— Кто это звонил? — спросила она.

— Не знаю, наверное, кто-то из спасательной команды. Он говорил по-английски.

— Как они узнали о нас? — настойчиво продолжала Поузи. Практичная Поузи, как всегда называл ее Адриан. Из ее груди вырвался всхлип.

— Я не знаю, — сказала Памела. — Он спросил, не я ли мадам Венн.

Когда-то она была мадам Венн, но не теперь.

— Что ж, — через минуту продолжила она, прерывая молчание ошеломленных детей. — Не хотите поесть? Мы могли бы поесть. Мы можем поговорить. Вам придется выехать прямо сейчас, вы понимаете? С вами все в порядке?

Поузи почувствовала, что на глаза набегают слезы, даже несмотря на внутреннее чувство сопротивления. Права ли она? Она еще не преодолела злости на отца. Поузи посмотрела на хладнокровного Руперта — он тоже щурил покрасневшие глаза. Все трое испытывали сложные чувства по отношению к Адриану Венну, но никто не желал ему смерти, особенно такой ужасной. Поузи и Руперту было трудно поверить в любой несчастный случай, а в этот еще труднее — в то, что их престарелый отец, немного гротескная фигура, погиб под лавиной, — случай просто для анекдота.

Они слышали о том, что он в Альпах, катается на лыжах со своей молодой женой и ребенком. Эта новость вызвала у них горькие усмешки. Теперь же они сидели в мрачном изумлении. Они думали о прекрасном замке папы, в котором размещался его издательский бизнес, и о его винограднике — это был большой кусок жизни, и они провели его во Франции. Они говорили о том, как они любили проводить лето в Сен-Грон, пока росли, правда не высказывая этого вслух, о непристойных проказах папы со студентками, которые приезжали собирать виноград. И одной из этих студенток была Керри Кэнби из Юджина, штат Орегон.

— В те дни, думая о Франции, мы думали о лете и жизни, — сказала Поузи.

— А теперь Франция, кажется, означает для нас зиму и смерть, — сказал Руперт. Несколько мгновений все размышляли над его горькими словами. Вскоре Поузи ушла в свою квартиру, чтобы собрать чемодан. Руперт посидел с матерью еще немного, прежде чем подняться к себе и заняться тем же самым.

В отеле «Круа-Сен-Бернар» кормили очень хорошо. В зимний сезон, в те дни, когда шел снег, а также летом уроки кулинарии давал честолюбивый шеф-повар отеля месье Андре Жафф. Блюда старательно сервировались молодыми людьми, желающими стать первоклассными официантами. Они носили фраки и смокинги, которые передавались от одного поколения stagiaires[14] к другому без каких-либо значительных изменений, и это придавало их владельцам вид людей, которые в этой одежде чувствуют себя не в своей тарелке.

Несмотря на то что день, наполненный эмоциями из-за кризиса, переживаемого на фоне отдаленного жужжания голосов дикторов Ти-эн-ти, выдался необычным, официанты уже начинали готовиться к обеду, протирали бокалы и раскладывали на тележках сыры, пока еще в оболочке. В столовую потянулись постояльцы. К этому времени они уже слышали о том, что один из них попал сегодня днем под обвал лавины, и во время коктейля внимательно следили за различными версиями происшествия, обсуждавшимися в холле. Некоторые сидели в баре и неотрывно наблюдали за спасательными работами в Мерибель, которые показывали по телевизору, — странно, но изображение на экране казалось более ярким и реальным, чем темное небо за окном.

— Поскольку горных лыж без драмы не бывает, эта катастрофа представляется мне лишь чуть более отрезвляющей, чем сотрясения, переломы и растяжения с наложением гипса, с которыми обычно сталкиваются лыжники, — заметил Робин Крамли, обращаясь к княгине, пока они шли к своему столику. Некоторые из тех, кто проводил здесь достаточно много времени, в конце концов появлялись в столовой в гипсе и на костылях, и те, кто пока еще не пострадал, провожали бедолаг взглядами, полными скрытой жалости и превосходства. — Я заметил, что им ничто не мешает наслаждаться вкусной едой, добавил он.

Замеченное всеми отсутствие в столовой г-на и г-жи Венн подтверждало слухи о том, что пострадали именно они; вероятная причина схода лавины — шум от пролетевших самолетов. Они вовсе не катались hors piste, они возвращались в отель, но их неожиданно смело небольшим снежным оползнем и унесло в расщелину, которая была ограждена предостерегающими знаками и называлась Впадина Хилари в память о драматической истории с несчастной английской лыжницей, которая три года назад упала туда и которую нашли спасатели. Эми Хокинз, хотя ее и посадили за отдельный столик как путешествующую в одиночестве, знала все эти подробности от Джо Даггарта, когда он появился в столовой, а также от официантов, снующих по залу туда-сюда, да и от других окружающих — и ощутила естественное человеческое беспокойство.

Венн, которому перевалило за семьдесят, был при смерти. Жена, гораздо моложе его, тоже пока была жива, но находилась в коме. Их обоих вертолетом отправили в Мутье. Мальчик с ребенком, сидящий вон за тем столиком, — один из их компании; он, очевидно, не ходил кататься с Веннами — к счастью для него. Рядом с ним взволнованно суетились официанты, подставляя высокий стульчик для ребенка, подогревая бутылочку со смесью. Парень, видимо, был в шоке. Здоровый на вид мальчик лет четырнадцати-пятнадцати, приятное лицо — может, родственник или сын пожилого господина от первого брака? На нем была несколько неряшливая спортивная куртка и казавшийся поношенным галстук, наподобие тех, которые носят ученики закрытых учебных заведений.

Стали появляться сведения о пострадавшем. Он оказался довольно известной фигурой: яркая личность, издатель, хорошо обеспечен, возможно, богат, был несколько раз женат. Англичанин, основавший в Лубероне художественное издательство «Икарус» и составивший себе имя поначалу на том, что в пятидесятые годы прошлого века печатал произведения, не разрешенные в Англии, — те, которые во Франции издавал в «Олимпиа Пресс» Морис Жиродиа. Позднее он первым начал публиковать замечательные факсимиле знаменитых редких изданий — Уильяма Блейка, Сальвадора Дали, Андре Бретона и даже Иоганна Гутенберга.