Главная роль 2 - Павел Смолин

— Харя не треснет, без пошлины товар таскать? — выместил стресс на коллеге купец Захаров. — Пошлина — она в казну платится. С Китая и так навар ох жирный, — блеснул глазками. — А мы теперь здесь, — топнул ногой. — На этом краю страны, будем главные — никонианцев быстро плечами растолкаем, да начнем туда товар гнать, — кивнул на Запад. — А пошлина… Так таможенники тоже истинной веры бывают, — ухмыльнулся.

Старообрядцы оживились — своя таможня это же такие перспективы! Даже если пошлину платить исправно (а этого никто в здравом уме делать не станет), получится гигантская экономия на взятках — это же свои, со своими договориться легче.

— Больно гладко получается, — подпустил скепсиса «мясной магнат» Гордяков. — Разве когда-то так было? Опять обманут, капиталы сдоят да выбросят.

Накал страстей достиг апогея, дисциплина временно утратила свое значение, и староверы, разделившись на два лагеря, принялись поливать друг друга грязью, обвиняя в недоверии центральной власти, лелеянье старых обид, припоминали друг дружке старые грешки, и закончилось все классикой — уважаемые, набожные, нажившие состояния господа увлеченно тягали друг дружку за бороды и отвешивали звучные тумаки.

— Ну-ка охолонули!!! — взревел хозяин дома, когда ущерб его гостиной перевалил за три тысячи рублей.

Они дерутся, а он — плати!

Староверы осознали, что увлеклись, быстренько помирились, коллективно помолились, и благополучно пересидевший кипиш в углу Кирил продолжил:

— Нельзя о покойных так, — перекрестился. — Грешно, да только Николай Александрович, царствие ему небесное, — в этот раз перекрестились все. — Лямку Великокняжескую с ленцой тянул, выпивал да опиум через день курил.

Старообрядцы поежились и перекрестились — в их глазах Николай после услышанного моментально превратился в образец порочности.

— А этот, еще до того как наследником стал, аки пчела жужжал, — отвесил Кирил комплимент покровителю. — С солнышком поднимался, с луной ложился. Покойный, царствие ему небесное, пока проснется, пока к завтраку лениво выберется, этот уже все бумаги разобрать успеет да у генералов военному делу поучиться. Ничего просто так не делает — мне вон говорил, купи, Кирюша, провианту, якобы подарки народу от Николая Александровича будут. А потом раз — и это уже не подарки с гостинцами, а обоз — войска кормить. А в Японии развернулся эвона как!.. Но это я вам уже рассказывал. — просветлев от пришедшей в голову идеи, Кирил поделился ею с остальными. — Его Высочество всем говорит, что ежели вопросы и недопонимание имеются, надо их ему сразу и вываливать! Завтра с самого утречка к нему и пойдем!

Глава 4

Пробуждение было неожиданным — мутный со сна взгляд нащупал крадущуюся ко мне фигуру Андреича. Это нормально — камердинер идет меня будить, но не нормальны звуки за окном.

— Че там? — спросил я.

— Двуперстых купец ваш привел, — поджал губы Андреич. — Вопросы, говорит, к вам имеют.

Зевнув, я махнул рукой, и слуги принялись приводить меня в порядок под бубнеж камердинера на тему «совсем нюх растеряли, не то что в старые добрые времена».

— Вопросы — это хорошо, — принялся я за его воспитание. — Ежели пришли, значит думали, промеж себя совещались, ругались, оценивали перспективы. А самое главное — хотят служить Империи ко всеобщей пользе, иначе не пришли бы.

Гарантий хотят, и я их понимаю — больно сладко поет цесаревич, на грани волшебной сказки. Разве так бывает?

Шум, надо признать, был очень приличным: большую его часть составляла хоровая молитва. Не камнями в меня кидаться пришли, а нормально поговорить, и, скорее всего, решение им далось непросто — сейчас как выйду, как велю казакам нагайками всех разогнать, а «зачинщиков» — в острог.

Был у Ивана Грозного Челобитный приказ — тамошние дьяки принимали «челобитные» напрямую у народа и нередко несли их собственно царю. Традиция сохранялась вплоть до XVII века, а потом пришли реформы, и такой хороший механизм обратной связи закончился. Понимаю, что «челобитные» писали разные, в том числе ложные и направленные на борьбу с личными врагами, но я себе такую штуку сделаю — три-четыре правильно отработанные «челобитные» в месяц сильно помогут утолить жажду народа в справедливости. Ну и переименовать надо будет — как-то для XX века несолидно звучит.

Одевание закончилось, я вышел в коридор и нашел там губернатора:

— Доброе утро, Георгий Александрович, — отвесил он поклон.

— Доброе утро, Николай Иванович, — кивнул я. — Народ по мою душу пришел, но мне было бы приятно чувствовать рядом надежное плечо.

Губернатор обрадовался, и на крылечко мы вышли вместе. Ух, толпа! Ну как «толпа» — человек сто, все на коленях стоят, молятся. Прохладно, а среди «ходоков» много пожилых. У вас же ревматизм, дяденьки, ну зачем остатки здоровья гробить?

— Георгий Александрович, — поднял на меня взгляд Кирил. — Привел вот, — смущенно отвел глаза.

— Правильно сделал, — одобрил я. — Доброе утро, братцы!

Староверы перестали читать молитву, подняли на меня лица и ответили нестройным, но старательным:

— Доброе утро, Ваше Им-пе-ра-тор-ско-е Вы-со-че-ство!

— Встаньте, — попросил я.

Встали.

— Много вас, — выкатил я очевидное. — Со всеми бы поговорил, да время поджимает. Выберите четверых, особо доверенных да уважаемых. Приглашаю их на завтрак, а вы, братцы, на холодке не стойте — расходитесь, чай дела простаивают, грешно это.

И, оставив староверов выбирать делегацию, мы с губернатором вернулись в дом.

— Пятеро персон разделят с нами завтрак, — велел Николай Иванович слугам добавить приборов и еды.

Пока шла подготовка, я успел пошевелить усами на свежую (больше недели назад отправлена то бишь) телеграмму от Агустейшего папеньки:

«Брак с Маргаритой Прусской не соответствует интересам нашего государства. Я понимаю, что ты молод и влюблен, но прошу тебя не поддаваться страсти и не совершать необдуманных поступков. Мы с твоей любезной матушкой считаем, что более достойной партией для тебя станет принцесса Елена Орлеанская. Высылаем тебе несколько ее фото — разве она не красавица?».

Фотографии телеграммой не пошлешь, значит догонят меня попозже. Да мне и не надо — фотки Елены я в прошлой жизни видел, там прической и легкой «штукатуркой» делу не поможешь — форма лица еще более специфическая, чем у Маргариты. Но внешность — это самая никчемная из причин не брать в жены частное лицо из Республики Франция. Потом какое-нибудь нытье о большой и светлой любви сочиню