Под флагом цвета крови и свободы - Екатерина Франк

Эдвард усмехнулся: значит, вот как все происходит на этом острове. Сперва жажда, голод и страх, затем все возрастающее равнодушие, а потом – смерть. И тишина, звенящим пологом окутывающая все вокруг… Ну что ж, как будто его жизнь имеет теперь хоть какую-то ценность даже для него самого.

Добравшись до воды, он спокойно, ладонью зачерпнул ее и умылся, привычно зажмурившись. Уселся на горячий песок, наблюдая за лизавшими его босые ступни теплыми волнами, поднял голову и вдруг громко, во весь голос рассмеялся: от «Попутного ветра», все еще видневшегося вдали, к острову медленно и словно бы неохотно направлялась шлюпка.

Сознание возвращалось к спасенной девушке медленно, вспышками, перемежавшимися долгими часами полуобморочного сна. Тогда она изредка поднимала голову, с усилием глядя на окружающих – доктор Халуэлл, осматривавший ее, начинал спрашивать, как та себя чувствует, но добиться от нее ответа было равносильно тому, чтобы Генри внезапно выучил уже месяц не желавшие запоминаться названия всех парусов, а боцман Макферсон перестал каждый вечер чистить свой любимый мушкетон. Раньше всех понявший это и ставший неожиданно внимательным и сведущим в медицине Джек давно оставил попытки разговорить ее и просто старался накормить бульоном с размоченными в нем сухарями, умыть и переодеть в чистое, пока та была в сознании. Эрнеста покорно принимала из его рук еду, кажется, не вполне понимая, что делает, бессильно отворачивала голову к стене и снова засыпала.

Сны были для нее и спасением от того, что она не могла еще услышать, и лекарством для измученного тела, и бесконечной пыткой для не менее истерзанного разума. Во снах приходилось заново вспоминать события последних лет и тот проклятый остров, навсегда изменивший всю ее жизнь…

…Так легко, так просто все казалось ей семь лет назад, когда они вместе с Винченсо и Биллом впервые вышли в море на купленной и снаряженной на общие деньги шхуне «Кобра» – даже спустя годы та все еще оставалась флагманским судном в их флотилии, разросшейся до пяти кораблей. Винченсо команда практически единодушно выбрала капитаном, Билл удовлетворился ролью старшего помощника, также нередко исполняя обязанности боцмана на «Кобре», а сама Эрнеста стала их неизменным штурманом и главным источником идей по сбыту награбленных товаров. Даже когда денег едва хватало на то, чтобы выдать положенную команде долю и подготовиться к следующему рейду, втроем они всегда что-то придумывали и потом сообща праздновали очередную победу над смертью, не заполучившей их в свои холодные жадные лапы.

Но то было семь лет назад, а теперь Эрнеста все чаще замечала, что все важные решения Винченсо начал принимать самостоятельно или советуясь с кем-то кроме нее и Билла. И даже это он делал явно неохотно, лишь тогда, когда не хватало даже его редкой изобретательности – своей властью Алигьери совершенно точно и осмысленно делиться не собирался.

Возможно, ее саму какое-то время он бы согласился потерпеть – ее связи и умение заводить знакомства еще были нужны ему. Возможно, смирись она полностью с его властью и демонстрируй это команде при каждом удобном случае, Винченсо даже не стал бы ничего предпринимать. Возможно…

Но Билл Катлер, их старина Билл, сильный, добродушный, вспыльчивый, отходчивый и беззаветно преданный как друзьям, так и их общему делу, при всем желании не смог бы понять таких тонкостей. За него следовало опасаться прежде всего, но после двухдневного бегства от не первый месяц гонявшихся за ними тяжеловесных, унизанных рядами пушек испанских «охотников» Эрнеста настолько устала, что просто легла спать на заваленный картами и листами с расчетами стол.

Когда с верхней палубы послышались сперва крики, а затем звук выстрела, она сперва даже ничего не поняла. Но на столе было жестко и неудобно, поэтому сразу же снова заснуть у нее не получилось. А потом сквозь никак не утихающий гул человеческих голосов сверху она различила голос Билла – громкий, яростный, полный боли и гнева…

… На палубе было полно народу – собрался, кажется, весь экипаж «Кобры» и не меньше десятка человек с каждого из остальных кораблей – но Эрнеста почему-то сразу же увидела именно Винченсо. Раскрасневшийся, возбужденный, в расстегнутом жилете, он стоял на капитанском мостике и размахивал какой-то бутылкой, в которую, как она успела разглядеть, вложен был клочок белой бумаги.

– Смотрите, братья! Вот оно, сообщение со сведениями о нашем маршруте, адресованное неприятелю! Подписанное…

– Это ты мне подбросил, – глухо, хрипло перебил его Билл. Двое дюжих матросов за плечи удерживали его на коленях, и при виде этой унизительной позы у Эрнесты потемнело в глазах.

– Пропустите, пропустите меня! – изменившимся голосом потребовала она, проталкиваясь к другу и сразу же беря его за руку. – Вставай, Билл, вставай, все в порядке. Отпустите! Что случилось, в чем они тебя обвиняют?

– Нэнси, – с какой-то исступленной мольбой глядя на нее, торопливо заговорил мужчина, – Нэнси, Богом клянусь, я никогда в жизни…

– Уильяма поймали, когда он отправлял это сообщение нашим врагам, – поспешно перебил Винченсо, спускаясь с капитанского мостика и подходя к ним. Злополучную бутылку он все еще держал в руках. – Вот, можешь взглянуть и убедиться, это его почерк.

– Да я и не взглянув скажу вам, что это подделка! – в запале выкрикнула девушка, но, спохватившись, выхватила у него бумагу: – Нет, нет, лучше я все–таки взгляну… Вот, капитан, посмотрите! Билл всегда делает большие отступы, когда начинает писать с новой строки – мистер Стэнли, помните, вы всегда жаловались, что на него бумаги не напасешься? Вот, вот, еще взгляните: буква «а» написана по правилам, хотя Билл всегда ставит крючок вместо перекладины, и здесь…

– Мисс Морено, – Винченсо, зная ее нелюбовь к этому обращению на английский лад, крайне редко называл ее так, но теперь Эрнеста даже забыла его поправить, ее потряс его тон: официально–холодный, враждебный, словно у совершенно постороннего человека. – Мисс Морено, некоторые искажения почерка – возможно, кстати, сделанные намеренно – не снимают подозрений с человека, чьему преступлению есть свидетели и очевидное объяснение. В него, смею заметить, входят и ваши попытки…

– Какие еще свидетели? Да ты спятил, Винченсо! – в отчаянии закричала она, позабыв, что, теряя спокойствие, играет по его правилам: вся команда настороженно наблюдала за ними, слушая каждое слово. – Ребята! Разве вы забыли, о ком идет речь? Помните, как мы попали в мертвый штиль возле… и стояли там три недели, не зная, случится ли вовсе попутный ветер? Не Билл ли тогда поддерживал всех и каждого, когда и у капитана, и, если честно, у меня опустились руки? Помните, как в схватке с «Грозой пиратов» Билл первым ворвался на вражескую палубу и зарубил их капитана? Помните ли, как он застрелил рулевого «Морской Удачи», благодаря чему мы смогли тогда не только одержать победу, но и забрать себе это судно почти без потерь? Помните…

– Что толку говорить о прошлом? Каждому из нас найдется, что сказать о себе! – проревел под одобрительный гул своих товарищей боцман Марти – широкоплечий здоровяк полных шести футов росту, славившийся своей безусловной верностью Винченсо.