Америго. Человек, который дал свое имя Америке - Фелире Фернандес-Арместо

l:href="#n_48" type="note">[48], становится смелее, более свободной и зрелой по мере продвижения от страницы к странице. Все документы в манускрипте – это черновики писем, написанные в самых общих выражениях, пригодных для различных семейных или деловых надобностей. Какие-то тексты дают четкое представление о характере образования, полученного Веспуччи, а некоторые явно резонируют с событиями его биографии.

Упражнения открывают добродетели, которым учили юного Веспуччи. «С крайней настоятельностью, – пишет он, – мой отец желает, чтобы я учил и понимал все вещи, посредством которых я могу завоевать славу и честь»[49]. Стремление к этой цели и будет всю последующую жизнь определять изгибы его карьеры. Многие упражнения так или иначе направлены на искоренение лени, невнимательности и неблагодарности. Если верить учителям, это обычные студенческие грехи, и наставления подобного рода они нередко посылали своим ученикам. Однако в книжке Веспуччи таких записей подозрительно много. Он очень часто решает рано вставать, меньше спать, вовремя приходить в класс, быть внимательным и неусыпно следовать предписаниям учителя[50]. Его терпение постоянно испытывали наказами брать пример со своего отца. «Тот, кто жил достойно, как твой отец, умрет достойной смертью»[51]. Страстная риторика обязательств перед семьей слышна на страницах: «Не было у меня брата, столь же любимого, как ты»[52].

Дошедшие до нас упражнения являются ключом к пониманию той религии, в которой воспитывался юный Веспуччи. Некоторые тексты говорят о настроениях, подобающих сезонам христианского года: великопостная епитимья, рождественская радость. Он впитывал в себя набожность, характерную для монахов разных нищенствующих орденов позднего средневековья с акцентом на спасение, даруемое верой – доктрина, еще не считавшаяся еретической. Сам Савонарола подписался бы под словами, которыми начиналась одна из книг с упражнениями. «Я верю не столько в свои собственные достоинства, сколько в величие Бога». Но автор продолжает легкомысленно, иронично, проводя почти еретическую аналогию между милостью божьей и благосклонностью учителя: «Я словно избранный и почитаемый в вашем обществе… но всем этим я обязан не столько собственным заслугам, сколько вашему великодушию»[53].

Религия, возможно, никогда не занимала высокого места в шкале ценностей общества, где воспитывался Веспуччи. То малое, что он узнал о Боге в детстве, в последующей жизни благополучно забылось. И в самом деле, свидетельства его антипатии к религии достаточно многочисленны в книге упражнений. Ближе к концу он неожиданно признается, что «в конечном счете, я невысоко ставил божественные проявления и был близок к тому, чтобы их отрицать». А вот любой из приятелей наводил на ум образ, «более похожий на грубого зверя, чем на всемогущее божество»[54]. Ему еще предстояло увидеть в похожем ракурсе аборигенов Нового Света. Во взрослой жизни он почти не упоминал Господа в общепринятых терминах, в то время как Колумб едва ли не каждым словом ссылался на Всемогущего и подчеркивал свои личные с Ним отношения.

Парижская интерлюдия

Из отроческого возраста Америго вышел хорошо образованным молодым человеком с неопределенными перспективами. В конце 1460-х, когда он приближался к возрасту зрелости, после смерти старшего Америго и его брата Джованни дети последнего всё еще жили в скромном доме в Перетола в атмосфере бедности. Дом Настажио, напротив, продолжал процветать, но так и не достиг уровня, достаточного для обеспечения независимости следующего поколения. Настажио был нотариусом, специализирующимся на обмене валюты, и профессия обеспечивала ему комфортную жизнь. Упражнение в школьной тетради юного Америго реконструирует (если это не плод его воображения) роскошные блюда за столом Настажио: «Мы обедали вчера в доме нашего отца, где было приготовлено множество блюд из голубей, маленьких певчих птиц, каплунов и другой птицы, с которыми наши желудки с легкостью справились… Не могу даже сказать, сколько блюд было выставлено на стол и сколько сладостей мы съели»[55].

К следующему сохранившемуся документу о состоянии налогов в 1470 году ситуация мало изменилась. Семья всё еще проживала в доме в Огниссанти. Семья Джованни, по-прежнему «очень бедная», продолжала занимать собственность в Перетола. Однако производительность виноградников Веспуччи выросла до 14-ти баррелей в год, и появился новый виноградник в деревне в окрестностях Санто Мартино. В 1470-м семья приобрела ферму под названием Кампо Гретти в деревне Сан Феличе с отдельным домом для собственника и жилым домом при ферме для арендатора или работника. В 1474 году была прикуплена прилежащая недвижимость, которую стали сдавать внаем за неплохие деньги; ровно во столько же обходился дом, который семья снимала во Флоренции с невыясненной целью[56]. В 1477 году были приобретены несколько пшеничных полей и небольшой виноградник в Сан-Моро, одновременно был продан виноградник в Перетола. К тому времени Антонио уже закончил обучение, стал нотариусом и работал в здании, где располагалось городское правительство. Он мог позволить себе жениться и не преминул это сделать. Что касается Америго, ему светила работа в одном из больших коммерческих домов или при дворе правителя.

Первый шанс, по крайней мере из известных нам, выпал ему в 1478 году, когда дядя (или, если выразиться точнее, кузен из старшего поколения) получил вакансию служащего республики ввиду смерти верного кандидата на роль флорентийского посла во Франции. Гидо Антонио Веспуччи временно занял его должность. Он предложил Америго сопровождать его во Францию, что, вероятно, было лучшим доказательством способностей последнего, или, скорее, веры в него как ученого мужа. Впрочем, сведений о том, почему выбор дяди пал именно на молодого племянника, мы не имеем. Хотя биографы Веспуччи склонны называть Америго «секретарем» дяди, отсутствуют надежные свидетельства того, в каком качестве он последовал во Францию и чем занимался по прибытии. Напрашивается мысль, что вряд ли Америго выпал бы шанс отправиться в эту поездку, если бы его тьютор был о нем невысокого мнения. А шанс выпал редкий; не будь его, Америго мог бы разделить со своими младшими братьями горечь вынужденного безделья. В налоговых декларациях 1480 года отмечено, что Джироламо и Бернардо, торговцы шерстью, – временно безработные, в то время как Америго находится «во Франции с мессиром Гидантонио Веспуччи – послом»[57].

Америго не выгадал ничего или почти ничего из этой поездки. Два факта бросаются в глаза: во-первых, посольство целей не достигло, и во-вторых, Америго более никогда не получал официальных назначений. Дальнейшие успехи Гидо Антонио на дипломатическом поприще загладили неудачи парижского посольства: его следующая миссия в Рим удостоилась немалых похвал. Макиавелли, чей труд «История Флоренции» заслужил высокую оценку у будущих историков, отметил его исключительные профессиональные качества[58]. Но та поездка, в которой его сопровождал Америго, обернулась полным разочарованием. Ее целью было обеспечить участие Франции на стороне Флоренции в войне