Любовница депутата (сборник) - Сергей Бакшеев

— Может тебе воды попить, говорят, помогает, — предложила она.

— Что воды!? (Я икнул.) Вот, черт, ладно, надо попробовать. (Я снова икнул).

Лена дала мне три копейки, я выпил и заикал с частотой в пятнадцать секунд.

— Уже лучше, — констатировала девушка и протянула мне новую монету.

Я ослабил ремень на штанах, насильно влил в себя пятый стакан и прислушался. Внутри всё было тихо. Наконец-то! Но, прислушавшись к организму, я понял, что мне жгуче хочется совсем-совсем другого. Прямо противоположного тому процессу, которым я только что занимался!

— Вот невезуха, — вслух сказал я.

— Ты о чем?

— Да так, ерунда.

— Что-нибудь случилось? — участливо пучила глаза Лена, разглядывая меня сквозь очки.

— Пока нет. Но… Пойдем быстрее.

Мы пошли. Я старался не думать о жгучем желании, но чем больше я старался, тем очевидней становилась потребность. Молчание Меня не тяготило, но Лена пыталась подержать разговор. Протопав метров сто, она одернула меня и спросила:

— А тебе было не страшно?

— Икота — это разве страшно, — махнул рукой я, — так, пустяки.

— Нет, я про границу. Ночь, шпионы там всякие — не страшно?

— Граница? Ерунда, чего там может быть страшного. Пойдем.

— А всё-таки, — не унималась она, стоя на месте.

— Да я не на заставе служил, а на контрольно-пропускном пункте. Кошице называется, на чешской границе. Идем быстрее, не стой. Машины проверяли, автобусы, ну там, чтобы чего запрещенного не провезли. А то ведь всякое везут: наркотики, подрывную литературу, порнографию, валюту. Через наш пункт со всей Европы ехали. Служба, тебе скажу, потруднее, чем в любом дозоре. Там всё ясно, враг — он и есть враг, бери на мушку и стреляй. А тут все хорошенькие, улыбаются, попробуй, разбери, кто есть, кто.

Меня будто прорвало. Я несся по тротуару и шпарил, и шпарил ей всё, что прочитал недавно в большой статье в «Известиях» про погранично-пропускной пункт. Лена не отставала, похоже верила, время от времени указывала дорогу, и смотрела на меня уже с не скрываемым интересом. А мне лишь бы ее до дому поскорее довести, одному остаться. Сочинял на ходу:

— Вот мы раз с Володькой стояли на дежурстве, Володька — приятель мой из Чернигова, ну и лейтенант с нами. Подъезжает «мерседес», желтый такой, яркий. Мы подходим, как положено, ваши документики, говорим, покажите, куда едете, что везете. В машине, значит, двое сидят: мужчина, такой пожилой солидный, и деваха с ним молоденькая, ножки из-под юбочки торчат длиннющие, волосы распущенные и вся из себя расфуфыристая. Вижу из ФРГ птички, мы их научились за километр различать, кто откуда. Даже спорили часто, меж собой загадаем, потом по документам проверяем. Вообще, игра эта, скажу тебе, для салаг, тем все на одно лицо, а у стариков, глаз — алмаз.

— И ты угадывал?

— А то! Короче, Володька документы проверяет, а девица в это время выходит из машины, потягивается, кофточка у нее выше пупка задирается. Всё ясно, отвлечь наше внимание хочет. Но мы ребята тертые, и не такое видели, спокойно делаем свое дело. Просим открыть багажник. Немец выходит, равнодушно открывает и закуривает. Мы проверяем, вроде всё в порядке, ничего такого запрещенного нет, но я чувствую, что-то здесь не то. Непроста эта девица изгибается, наше внимание отвлекает. Нагнулась, туфельку сняла, мол, камешек попал, и глазками постреливает. Но мы с Володькой железные — не реагируем. Она еще ниже наклоняется, у нашего лейтенанта глаза помутнели, он мысленно уже весь там, под юбкой, а я лихорадочно соображаю, что же они затеяли. Володька в салон заглянул, бардачок приоткрыл, покопался — ничего. А время идет, вроде и отпускать машину можно. Володька паспорта проштамповал, прощаться начал, счастливой дороги желает, и тут, меня будто пуля со всего размаху в бронежилет саданула.

Я замолчал, лихорадочно соображая, что же там дальше могло произойти. Не так-то просто, оказывается, байки сходу травить. Лена немного забежала вперед и, не останавливаясь, полуобернувшись ко мне, участливо спросила:

— Выстрелили в тебя, да?

— Ну, ты даешь! — мне стало смешно, но, в миг посерьезнев, я добавил, — Хотя, конечно, и такое бывало. Но, тут другое. Смотрю, у них за сиденьем около стекла коробка лежит, вроде как с куклой, вся в ленточках, в целлофане, красивая коробка. Я и говорю, покажите, пожалуйста, что у вас там. Тут они и засуетились. Что вы, это мы подарок везем, развязывать нельзя, красота нарушится. Но я спокоен, покажите, говорю, и всё. Мужик побледнел, залебезил, и так подойдет и этак, улыбается, будто кислых помидоров объелся, короче, подлизывается. Я беру коробку, развязываю, приоткрываю, а там — валюта. Полная коробка дойч марок! Мужик сразу ладошкой мою руку прикрывает и шепчет, мол, половина тебе, половина мне, только тихо. Я, конечно, ха-а, не на такого напал, а он подлюга финку вынимает и на меня. Ну, тут я пару приемчиков применил, он к верху пузом плюхнулся, а Володька в это время девицу охомутал, она, видишь ли, за пистолетик изволила схватиться. Короче, повязали мы их, что надо конфисковали, а им от ворот — поворот.

Лена неожиданно остановилась, я пролетел на несколько метров вперед, затормозил и обернулся:

— Ты чего?

— Это, правда, так всё и было? — недоверчиво спросила она.

— Да, конечно, — ответил я, потупил взгляд и затоптался на месте.

— Вас медалями наградили?

— Какие там медали. Для нас — это обычное дело, — сообразив, что действительно малость подзагнул, вяло ответил я. — Пойдем лучше, а то тебя родители, наверное, ждут.

— Мы уже пришли, — сказала она и направилась во двор. — А скажи, как вы с ними общались, ведь иностранцы на разных языках говорят?

«Вот, черт! Действительно, как же с ними пограничники разговаривают?» — подумал я.

— Да, это… Сама понимаешь, десяток фраз, слова одни и те же, можно, короче, выучить. Да и жестами… В общем, общаться можно. И ты знаешь, многие из них по-русски неплохо кумекают, учатся, наверное, заранее, чтоб ехать-то к нам. И переводчики при некоторых бывают.

Мы вошли во двор и остановились у подъезда. Фонарей здесь не было, бледный свет лестничных клеток и зашторенных окон слегка подсвечивал выбившиеся из прически Ленины волосы, а ее лицо скрывала темнота.

— Тут я живу, — тихо сказала девушка, помолчала некоторое время, видимо, чего-то ожидая.

Я тоже ждал. Ждал, когда останусь один, и косил взгляд на ближайшие кусты.

— Мне пора, — вздохнула Лена.

«Да уходи ж ты!» — мысленно просил я.

— Пока! — Лена тряхнула головой и, томно повернувшись, скрылась в подъезде.

Я облегченно вздохнул: наконец-то я один! Хорошо, что не топтались, не понадобилось выдумывать глупые шутки, я и так черти чего насочинял. И целоваться не пришлось — тоже хорошо. Да и как целоваться с теми, кто очки носит? Непонятно.