Улыбнись и умри - Роберт Лоуренс Стайн

— Ах, Шери, прости! — ошарашенно вскрикнул я. — Я не хотел… Правда…

Камера у меня в руке стала теплой. Я вытащил вылезающий из щели снимок.

Отдай! — потребовала Шери и вырвала у меня карточку — Что ты наделал!

Но это же случайно! — закричал я. — Ты же знаешь, что я не хотел снимать.

Шери уставилась на квадратик, на котором проступало изображение.

Что ты наделал? Что ты наделал? — повторяла она. Голос ее с каждым разом дрожал все больше. Руки тряслись. — Я же говорила тебе не брать эту камеру, — чуть не плакала Шери. — Я же умоляла тебя оставить ее дома.

Прости, Шери, ну, прости, — оправдывался я. — Может, еще ничего не случится. Может…

На Шери не было лица.

Может, я исчезну опять, Грег. Может, я теперь исчезну навсегда.

Нет! — закричал я. — Не говори так…

Мы оба не сводили глаз с карточки. Она проявлялась медленно. Сначала на белом квадратике потемнело желтое пятно. Стало проступать лицо Шери.

Что это было за выражение? Кричала ли она благим матом? Вопила от боли? Нельзя было разобрать.

Потом на желтое наложился голубоватый оттенок. Лицо Шери стало очерчиваться как бы зеленоватым контуром.

Вроде все в порядке. Вроде лицо как лицо.

Подожди, — тихо проговорила Шери. Она, не отрываясь, смотрела на изображение.

Картинка совсем потемнела. Шери вся напряглась, когда стали проявляться красные и синие оттенки. Снимок темнел. Вот он совсем стал черным. Теперь лицо Шери отчетливо было видно. Она не улыбалась. Не выглядела счастливой. Но и явно не вопила от боли.

— Эй! — вскрикнула Шери. — Да это же негатив.

— Что это? — не понял я.

— Это не фотография, — объяснила Шери, тыча мне в лицо снимок. — Это негатив. Фото наоборот. Здесь все наоборот.

Я внимательно рассмотрел снимок. Точно, она права. Все на нем было навыворот.

Может, камера сломалась, — предположил я, вздохнув с облегчением. — С тобой все в порядке, Шери. Камера не работает.

Кто знает… может быть, — проговорила она и протянула мне карточку.

Я сунул ее в карман. Когда я снова посмотрел на Шери, у нее на лице была странная улыбка. Можно сказать, даже злобная.

— Шери… в чем дело?

Надо было мне сообразить сразу. Можно же было понять, что она задумала. Нельзя быть таким растяпой.

Она обеими руками схватила камеру, развернула, направила объектив мне в лицо и щелкнула. Вспышка ударила мне в глаза.

Ты что? — заорал я, пытаясь уклониться от объектива. Только куда там. Слишком поздно. Она успела снять меня. — Шери, это уже не забавно! Ты что!

Вреда тебе от этого не будет, — ответила она. — Камера сломана, ты же сам сказал.

Я вытащил квадратик из щели. В горле у меня внезапно все пересохло. Действительно ли она сломалась? Это тоже будет негатив? Или на снимке я буду извиваться от боли с гвоздем в ноге, а то и что-нибудь похуже? Мое воображение разыгралось. Я уже видел себя вытянутым, как резиновая лента. Пронзенным в грудь стрелой. Расплющенным, потому что по мне проехал дорожный каток.

— Шери, как ты могла так поступить со мной? — простонал я, наблюдая, как темнеют цвета.

Ее глаза вспыхнули.

— А ты испугался, признайся, Грег. Может, теперь до тебя дойдет. Может, это поможет тебе понять, почему я не хотела, чтоб ты приносил камеру в школу.

Руки у меня тряслись. Я держал фото двумя руками. Краски все темнели.

— Это не негатив, — заметил я.

Шери заглянула на снимок из-за моей спины.

О, не-е-ет! — в один голос завопили мы. Шери начала хохотать.

Глазам своим не верю! — взвыл я.

— Это ужасно, — плачущим голосом протянул я.

Я узнал свое лицо. Но я не мог узнать свое тело. Сначала я подумал, что моя голова посажена на гигантский баллон. И только потом до меня дошло, что гигантский баллон — это я сам. На фото я весил как минимум центнера полтора.

Я не шучу. Под полтораста кило!

Я смотрел на фото, на свое круглое лицо и еще более круглое тело. У меня было не меньше восьми подбородков. Щеки надуты, сейчас лопнут. Край тенниски прикрывал один из моих жирных подбородков. Тенниска тесно обтягивала грудь и доходила всего до половины живота, который спускался как бурдюк чуть не до колен. Я выглядел как гора жира!

Хватит! — зашипел я на Шери. — Что тут смешного?

Очень даже забавно, — сквозь смех уверяла она. — Да Сумо Один и Сумо Два тебе в подметки не годятся!

Я вырвал у нее фото. Смотрел на расплывшиеся щеки, свисающие, как у бульдога, и глазам своим не верил. Ну и рожа! Полная луна да пара крошечных глазок, как у поросенка.

А живот-то, живот! Брюхо, а не живот. Эдакий мешок сала, достающий до слоновьих колен!

Ну как, все еще не расхотел тащить камеру в школу? — спросила Шери. — Не изменил своего мнения?

Я должен показать камеру мистеру Сору, — тянул я свое. — Вот только покажу ее да фотографию Джона. И все.

А свою?

Фига с два, — ответил я. — Очень хочется, чтоб кто-нибудь ее видел? — И сунул снимок в карман.

Шери взглянула на часы.

— Пошли-ка побыстрее. Опаздываем. — И двинулась по тротуару. Я за ней.

Я шел, и эта фотография все стояла у меня перед глазами. Заплывшая жиром физиономия и огромная туша.

"Да плюнь и забудь, — уговаривал сам себя. — Камера сломалась. Это ж как пить дать. Чего тут беспокоиться?"

Да, чего тут беспокоиться. Только вот что я вам скажу: я жутко боялся.

Коридоры были почти пусты, когда мы с Шери прибежали в школу. Прозвенел первый звонок. Я сунул камеру под всякий хлам в своем шкафчике. Урок английского у нас после большой перемены, после ленча. А мне не очень светила перспектива столкнуться с Донни, или Брайаном, или с кем еще или чтобы камера оказалась у них в лапах. Они бы дел наделали!

Я захлопнул дверцу шкафчика и запер ее.

Мимо пробежали Майкл и Чив. Я им помахал рукой. Меня так и подмывало сказать им, что камера у меня, и про то, что случилось с Джоном, как он на гвоздь наскочил. Но все же я решил попридержать язык. Майкл и Чив были согласны с Шери. Они не хотели, чтобы я снова доставал камеру. Они тоже боялись ее. И они, надо сказать, были правы.

Я юркнул в класс с последним звонком. Уселся на свое место и сидел как мышка, чтоб меня не видели и не слышали. До урока мистера Сора ждать долго.

Сегодня я, наверное, впервые с нетерпение ждал урока Козьего Сора. Ну и, само собой, не слышал, что говорила учительница. На уроке по социальным наукам миссис Уокман что-то несла насчет добычи бокситов в Южной Америке. Я хотел поднять руку и спросить ее, что это такое — боксит? Я всегда интересовался бокситами. Это, думаю, такая южноамериканская машина. Хотя черт его знает.